Хроноагент - Александр Калачев

Мы узнаем, что дивизия будет состоять из трех полков. Наш полк оснащается истребителями “Як-1”, два других, соответственно, — “ЛаГГ-3” и “МиГ-3”. Освоение техники — наша первая задача. Заниматься будем здесь и на Центральном аэродроме. Позже перелетим на подмосковный аэродром. Там будем отрабатывать слетанность, огневую подготовку и приемы ведения воздушного боя.

Все это должно быть закончено не позднее 7 июня. После этого дивизия должна отбыть к месту постоянной дислокации. Куда, никто спрашивать не стал. Не положено, да и так ясно.

Примерно через час начальник штаба, майор Жучков, зачитал состав эскадрилий и звеньев. Меня несколько озадачило необычное построение подразделений. По-моему, до войны все было по-другому. Полк состоит из четырех эскадрилий, эскадрильи — из четырех звеньев, а каждое звено — из двух пар. Меня назначают ведущим второй пары третьего звена второй эскадрильи. Сергея — моим ведомым. Командир нашего звена — старший лейтенант Букин, командир эскадрильи — капитан Волков. Оба с боевым опытом, а Волков к тому же сбил шесть японцев на Халхин-Голе.

Слово опять берет командир полка:

— Товарищи командиры. Занятия на матчасти начнем прямо сегодня. Времени нам отпущено мало, поэтому заниматься будем по десять часов в день и практически без выходных. Настраивайтесь на упорную работу.

После небольшого перерыва на обед начинаем изучать “Як-1”. Распускают нас только часов в шесть вечера.

— Ну, какие планы на вечер? — спрашивает Сергей, когда мы выходим на улицу.

— Не знаю, как у тебя, а свои я сейчас узнаю, — отвечаю я, подходя к телефонной будке.

Сергей с интересом наблюдает, как я набираю номер и жду ответа.

— Алло! Я слушаю, — отвечает голос Ольги.

— Это я, Андрей. Добрый вечер!

— Андрей! Ну, наконец-то! Я уже думала, так и не дождусь.

— А ты ждала?

— Конечно! Где ты сейчас?

— Возле академии.

— Приезжай к моему дому, я через полчаса выйду. Помнишь, как добираться?

— Разумеется. Еду.

— И с кем это ты таким деловым тоном договаривался о встрече? — спрашивает Сергей. — Нехорошо, нехорошо! Бросаешь старых друзей. Только боюсь, напрасно ты с этой девушкой время потратишь. Я не знаю никого, кто мог бы похвастаться, что она подарила ему хотя бы невинный поцелуйчик в щечку.

— Это не аргумент, друже. Что не позволено быку, то позволено Юпитеру!

— Ну-ну, дерзай. Только боюсь, что времени у тебя на нее не будет. Нас здесь в оборот взяли капитально. Но если достигнешь успеха, коньяк за мной.

Сергей оказался прав. Освоение новых самолетов отнимает у нас почти все время. Больше того, мы часто остаемся допоздна в академии или на аэродроме. Сидим в кабинах самолетов, копаемся в моторах, возимся с радиостанциями и вооружением.

Потом начинаются полеты. Взлет — посадка, взлет — посадка… и так до бесконечности. Надо научиться чувствовать машину, чтобы она слушалась тебя, как твои собственные руки и ноги, чтобы она стала их продолжением. А для этого нужна упорная работа и, главное, время. Очень много времени.

Все чаще мое общение с Ольгой ограничивалось телефонными разговорами. Да и редкие, не чаще одного-двух раз в неделю, встречи продолжались не более двух часов. Начинались они поздно, а задерживаться особо не было возможности ни мне, ни ей. Мне в шесть тридцать уже надо было быть на аэродроме, а у нее — на носу госэкзамены. Расставаясь всякий раз я давал себе слово, что сейчас возьму ее за плечи, притяну к себе и поцелую в приоткрытые, зовущие, ждущие губы. Но всякий раз останавливала мысль, что очень не хочется делать это вот так, наскоком, наспех. И я ограничивался целомудренным поцелуем руки. Случай провести время вместе подольше, чтобы все сложилось само собой, все никак не представлялся.

Но вот однажды… Конец мая “обрадовал” нас погодой. Резко похолодало, на Москву наползли тяжелые низкие тучи, зарядили затяжные дожди. Полеты прекратились. Мы прекрасно знали, что, как только небо прояснится, нам придется наверстывать упущенное время. Поэтому мы с тоской и досадой каждое утро смотрели на свинцовое, низкое, ниже всех дозволенных пределов, небо.

Мне было обидно вдвойне. Я первым почувствовал, что “Як” — необычайно скороподъемная машина. Поделился этими мыслями с ребятами. Это, мол, позволит максимально использовать в бою вертикальный маневр. Меня восприняли с недоверием. Оно и понятно. Они все до сих пор летали на “Чайках” или “ишаках”. Там все построено на виражах. А здесь старлей Злобин предлагает ломать господствующую десятилетиями тактику воздушного боя.

Я-то знал, что прав. Но как это доказать? Командир полка внимательно выслушал меня и предложил в ближайший полетный день провести с ним на пару показательный бой, чтобы все могли сделать вывод, какая тактика эффективней.

— Ты прав, Андрей. Машина — новая, возможности у нее — тоже новые. И воевать на них надо по-новому. Иначе будут нас бить, бить и бить!

И вот на тебе! Сразу после этого разговора погода испортилась. Видя мою кислую физиономию, Лосев каждый раз шутил:

— Не расстраивайся, Злобин. Еще успеешь от меня трепку получить. Не спеши.

23 мая, прослушав на аэродроме очередную безрадостную сводку погоды, мы пошли в ангары ковыряться в моторах и другой матчасти. Часа через три я говорю Сергею:

— Пойду позвоню Ольге. Дня три уже с ней не говорил.

— Ну-ну, валяй. Если дозвонишься, передай привет от мокрого сокола — Сереги Николаева.

Ольга ответила сразу:

— Андрей! Это ты? Извини, я все эти дни в институте пропадала. Мы экзамены сдаем.

— И как успехи?

— Прекрасно! Завтра — последний.

— Здорово! И когда ты его сдаешь?

— К двум часам уже все кончится. А ты сможешь вырваться?

— Оля, посмотри на небо и поймешь все сама. У нас сейчас вынужденное бездействие.

— Ну тогда жди меня завтра, в два часа, в институте, у главного входа.

— Договорились.

У Сергея мое сообщение вызывает приступ энтузиазма и жажды деятельности.

— Ай да Олька! Так она завтра настоящим лекарем станет! Слушай, это надо отметить, но как?

Он на минуту задумывается, потом лицо его проясняется.

— Завтра мы должны получить денежное довольствие. Верно? Давай погусарим? Ты пойдешь ее встретишь и отвезешь в ресторан, а я там организую стол на четверых.

— На четверых?

— Ну да! Это будет для нее сюрприз.

— А кто такая?

— Ты ее знаешь, она — тоже. Больше ничего не скажу, а то проболтаешься.

— Ну ладно, как знаешь. Лишь бы погода не подвела.

— Прояснение будет только двадцать пятого мая, так что не беспокойся. Завтрашний день — наш.