Любовь и другие человеческие отношения - Сергей Петрушин

Нередко на вопрос, кто вам дороже: муж или ребенок, очень многие женщины отвечают: «Конечно, ребенок. Он ведь род ной, а муж — чужой». Так и выстраивается вся система: на первом месте ребенок, на втором — муж, а себя женщина помещает на третье место. Для здоровых отношений такая «лестница» должна быть перевернута с точностью до наоборот: на первом месте женщина, на втором — муж, а ребенок только на третьем месте. Может быть, это жестоко, но самопожертвование родителей для блага детей приводит к формированию у последних деструктивной позиции, способствующей даже самоубийству. Потому что при самопожертвовании от родителей к детям передается скрытое послание: «Если бы не ты…», которое считается наиболее опасным для жизни. «Если бы не ты, то мы бы с твоим папой давно развелись, я бы получила высшее образование, я бы продвинулась в карьере и т. п.» — в основе таких сообщений лежит главное: «Если ты умрешь, то мне станет легче». Дети любят своих родителей и ради этой любви готовы даже умереть. Послание «Если бы не ты…» закладывает бессознательную программу умереть как можно скорее, и тогда родителям станет хорошо.

Достаточно распространена ситуация, когда при появлении ребенка, на котором жена концентрирует все свое внимание, у мужа начинают возникать романы «на стороне». Жена возмущена изменой мужа, но она сама первая «изменила» мужу с ребенком.

Д) Возникновение инцеста связано с проблемами между мужем и женой. Если на супружеском уровне у мужа и жены возникает отторжение друг друга, то в качестве компромисса дочь неосознанно предлагает себя, либо жена предоставляет дочь мужу.

Детско-родительские подсистемы

Долги наши: долг родителей перед детьми

Одна из проблем, с которой обращаются достаточно час то, — чувство вины у родителей перед детьми и чувство долга у детей перед родителями.

Рассмотрим сначала первую ситуацию. Она обычно выражается в таких жалобах, как: «Я не могу обеспечить детям все, что им необходимо. Мало уделяю им внимания, редко с ними играю и т. п. Я — плохая мать (плохой отец)». На самом деле плохих родителей не бывает. Но чтобы прийти к такому выводу, необходимо предварительное исследование этого вопроса. Начинаю с того, что обращаю внимание клиента на очевидное. Родители дают детям две вещи: во-первых, они дают им жизнь и, во-вторых, создают условия для жизни.

Затем с согласия клиента я задаю диагностический вопрос: «Как вы считаете, что важнее — жизнь или условия жизни?» Для многих этот вопрос оказывается совсем не простым.

Есть два варианта ответа. Первый — детский: «Конечно, условия». Детский, потому что ребенок не может оценить ценность жизни, а вот то, что не купили мороженого, — это ужасно. Если у человека остается детский взгляд, то он как раз и формирует чувство вины перед своим ребенком, которое отрицательно влияет не только на него, но и на ребенка. Здесь происходит смена психологических ролей: ребенок становится «родителем», а родитель — «ребенком». То есть ребенок начинает оценивать своего родителя, а оценочный механизм относится к родительской инстанции. Получается, что статус родителя надо еще заслужить: «Не тот родитель, кто родил, а тот, кто воспитал». В этом случае рождение ребенка является наказанием для родителей и позволяет ребенку встать в позу: «Вы меня родили, а я вас не просил. Так что давайте теперь обслуживайте меня». Иногда эта позиция проявляется и у родителей: «Мы его родили для себя, значит, должны теперь за это отвечать».

На более глубинном уровне чувство вины перед детьми является отражением критической позиции по отношению к собственным родителям и скрытой обиды на них. Механизм формирования такого перехода следующий. Критичность по отношению к родителям свидетельствует о том, что у ребенка сформирован некоторый идеал родителей, так как любая оценка-это всегда сравнение. Затем, когда ребенок вырастает и сам становится родителем, он попадает в ловушку собственного идеала. Теперь он сам должен соответствовать своим детским требованиям, для того чтобы стать «хорошим» родителем. По этому чувство вины перед детьми является следствием скрытой критики своих родителей.

Самое неприятное не только в том, что происходит смена ролей, — оценивание условий жизни выше, чем самой жизни, формирует психологию самоубийцы. Если подходить с позиции взрослого человека, жизнь, несомненно, более ценна, чем условия жизни. Не будет жизни — не будет и условий. В этом случае я предлагаю клиентам эксперимент: «Представьте, что Вы собираетесь родиться и Вам говорят, что условия жизни будут не очень хорошие. Может быть, Вас даже отдадут в детский дом. Поэтому, может, лучше сразу Вас убить? Что Вы выберете?» Конечно, все выбирают жизнь: «Дайте родиться, там уж я сам разберусь, в конце концов, условия жизни можно создать или получить от других». Этика заключается как раз в том, что сам по себе факт жизни является, безусловно, высшей ценностью. То есть, нет ничего такого, ради чего можно было бы пожертвовать жизнью (своей или другого человека). А психология самоубийцы строится на ценности условий жизни, поэтому он рассуждает следующим образом: «Если такие плохие условия жизни, зачем тогда жить?»

Если клиент согласен, что жизнь приоритетна в любом случае, тогда я предлагаю оценить ее, хотя бы и в рублях. Абсурдность этого предложения очевидна, сумма получается колоссальная. Получается, что сразу после рождения ребенок получает этот «миллион рублей». По сравнению с этой суммой, с жизнью, все остальное уже второстепенно. О каком родительском долге может идти речь? Поэтому плохих родителей не бывает по определению.

Я думаю, что в этой ситуации также присутствует элемент смешивания роли родителя и роли воспитателя. Плохих родителей не бывает, но бывают плохие воспитатели. Воспитатель — это профессия, которую надо где-то осваивать. Желательно, чтобы эти роли исполняли разные люди, так как родители любят, а воспитатели — воспитывают.

Иногда складываются драматические обстоятельства. На пример, ко мне обратился мужчина, находящийся в предразводной ситуации. У него были достаточно сложные отношения с женой, но от развода его удерживала мысль о детях. Мы с ним подробно рассмотрели семейную систему, выяснили, что раз вод — это расставание супругов, а не родителей и детей. Но его чувство вины перед детьми по-прежнему оставалось. В дальнейшем разговоре выяснилось, что, оказывается, у него было, как он выразился, «два отца». Первый отец (он назвал его «биологическим») ушел сразу после того, как он родился. Потом появился другой мужчина, взял на себя роль отца и выполнял ее хорошо. Его он называл «настоящий отец» и высоко оценивал его положительное влияние на свое развитие.

Мужчина упрямо не соглашался с тем, что отец должен быть всего один, и тот, кого он называл «биологическим», и есть его настоящий отец. Эта двойственность в восприятии роли отца и стала причиной его проблемы, связанной с трудностью принять решение о разводе. Развод символически походил на повторение ситуации ухода его отца. Обида на отца проецировалась на ситуацию в его собственной семье. Путь к изменению ситуации лежал в принятии «биологического» отца как отца настоящего, а второго «отца» — всего лишь как воспитателя.