Тогда, сейчас и кот Сережа - Татьяна Догилева

Но девочки в своих прекрасных воротничках могли и драку в туалете затеять. Бились жестоко и беспощадно, чему я была неоднократно свидетельницей. А на катке недалеко от школы в парке могли и коньками помахаться и проломить этими самыми коньками кому-нибудь голову. И все из-за каких-то неведомых мне «парней». Кто-то у кого-то их постоянно уводил.

Мне подробностей не докладывали, со мной не дружили. Общались через губу, очень я их раздражала. А местные мальчики так мне и вообще не нравились, тупые больно. Агрессии ко мне не проявляли, что было для меня странно, потому что я ее чувствовала почти как материальную вещь, и все же в прямые действия она не перетекала.

Зато был случай, когда в 8-м уже классе учитель русского и литературы задал на уроке сочинение на тему «Кто мешает нашему классу стать коллективом». Вот такая прикольная социально значимая тема. Правда, были еще и другие темы, про литературных героев. Но кроме меня и еще двух-трех зубрил про Онегина и Печорина писать никто не захотел, потому что на чтение всякой белиберды время тратить дураков не нашлось. И поэтому про коллектив и его врагов взялись писать почти все. И вот эти почти все как один написали, что именно я мешаю их замечательному классу стать коллективом, о чем учитель громко и грозно заявил во всеуслышание на следующем уроке.

Ну не придурок? Ах, какая зловещая тишина установилась после его заявления! И все смотрели на меня, ждали, что я заплачу, что ли? Я официально была объявлена врагом класса. Я не заплакала, потому что очень сильно удивилась. Как-то не въехала, про какой коллектив вообще идет разговор. Так сцена ничем и не завершилась, звонок прозвенел.

Русист этот меня невзлюбил с самого начала, видно, почувствовал, что я больше него читаю, а он амбициозный очень был и самовлюбленный. И тоже тупой. А еще в 8-м классе к нам пришел в класс главный хулиган школы, оставшийся на свой очередной второй год. Его появления боялись и ждали, рассказывали всякие ужасы о его поведении и распущенности, и почему-то при этом поглядывали на меня. Типа вот теперь-то с тобой, врагиней коллектива, разберутся! Он типа отличников и зубрил ненавидит и преследует самым жестоким образом!

Да, мне страшно было. И вот он пришел! Звали его Сергей, сел он, весь такой огромный (несколько раз на второй год оставался), на последнюю парту и стал ухарски-весело всех разглядывать. Молча. Потом, через день-два шуточки стал отпускать, а все – хихикать. Всем хотелось с ним подружиться. Мне не хотелось, но и бояться его перестала. Вопреки всяким рассказанным о нем ужасам он симпатичный был, какой-то свободный, да и шутил иногда ничего, метко.

Но «коллектив» был недоволен, коллектив жаждал расправы над врагом своим, но не своими руками, а руками главного хулигана школы. Видно, шептали ему что-то про меня, натравливали… Потому что Серега этот как-то раз подошел ко мне на глазах у всей шоблы и стал со мной дружески так балаболить ни о чем… Спрашивал меня с удивлением про гимнастику и телевидение, хмыкал одобрительно и улыбался все время. Удивил Серега «коллектив». И так ненавязчиво дал понять, что он типа за меня… Вот так бывает.

А дальше мы с Серегой этим не задружились вовсе, но он мне из класса больше всех нравился. И не тупым он оказался. Или в тот год он в разум вошел и решил хоть как-то школу закончить, но он пытался что-то учить, чем всех крайне изумил. А я-то по-прежнему бесконтрольно проверяла контрольные по математике. И стала безобразничать. Все-таки восьмой класс, важный. И если уж видела, что дела у кого-нибудь плохи, что двойка в четверти грозит, я сама своей синей ручкой ошибки исправляла и красную пометку для Александра Михайловича не ставила. Особо я не наглела, но честно скажу: многие вместо двояков неожиданно для себя тройки получали.

И Серега часто своим оценкам по математике удивлялся. Он в результате 8-й класс со всеми тройками закончил, что для всех было большим счастьем, потому что дальше он учиться не стал, ушел на волю.

Да и я эту школу покинула. Нашла другую, где мне все нравилось, туда перешла и закончила ее (правда, уже не отличницей).

Я благодарна моей третьей школе и ее учителям по сей день и являюсь ее патриотом. А вторая школа… Ну что ж, это я все к тому, что школы разные. Были, есть и будут.

Моя третья… О! Она была абсолютно замечательная, моя третья школа! После пережитых ужасов во второй она мне просто показалась раем и землей обетованной. Хоть и приходилось туда ездить с тремя пересадками, но это было ерундой и мелкими неприятностями по сравнению с тем, что я получила взамен неудобной дороги к школе.

Во-первых, она была особенной, не такой, как другие школы, и учеников автоматически делала особенными. А как хочется быть особенной в 15 лет! Тут только самим фактом поступления в экспериментальную школу при Академии педнаук ты как-то отделялась от всех других московских школьников. Это наполняло гордостью, пусть и мало заслуженной.

Вообще-то подразумевалось, что при поступлении в эту школу в 9-й класс должны были проверить уровень твоих знаний, приобретенных раньше. В моем случае должны были устроить мини-экзамен по истории и литературе. Я поступала в гуманитарный класс, но по истории ничего не знала, потому что у нас была очень странная историчка в 7–8-м классах. Она зачем-то пересказывала нам параграфы учебника слово в слово, причем таким занудным голосом, что привила стойкое отвращение к самому слову «история». Я не считала перечисление многочисленных дат и фамилий генералов, которые кого-то где-то победили, не только за науку, но и вообще за что-то заслуживающее хоть малейшего внимания. Литература – это да! Это вещь! Оттуда всякие роли можно играть, тут я была сильна: читала много и с азартом.

Но на так называемом собеседовании при поступлении в новую школу мне попалась какая-то необычная экзаменаторша. Добрая женщина удовлетворилась моим сообщением о том, что я собираюсь стать актрисой. Она даже восхитилась такой отчаянной мечтой и сразу без дальнейших расспросов меня записала в будущие ученицы 9 «Д» класса. Вот сколько девятых классов было в этой эксперименталке! Сами считайте: А, Б, В (эти с физико-математическим уклоном), Г (химико-биологический) и, наконец, мы – Д, гуманитарии, с основными профильными предметами историей (6 уроков в неделю), русским и литературой (которых тоже было много, но меньше, чем истории).

А вместо труда у нас была стенография. Теперь-то это умение никому не нужно в свете появления всяких штучек, которые все за тебя запомнят и запишут, а тогда очень даже полезный навык я приобрела: двумя маленькими закорючками обозначить целое слово или даже предложение.

А трудовая практика знаете какая была? Это вообще смех! Физики и математики после окончания основного школьного курса еще полмесяца должны были ходить на радиозавод и паять там микросхемы, а мы, гуманитары (нас так почему-то называли, без окончания, правильно-то говорить гуманитарии, как нынче известно) – ха-ха-ха! – в обязательную экскурсию по Золотому кольцу России, всякие памятники древней архитектуры смотреть!

Катя моя (дочь) со своими одноклассниками тоже ездила кое-куда, типа Суздаля, Переславля и т.п., но это она уже по инициативе их несравненной классной руководительницы и за родительские денежки (не очень маленькие).