Ветви терновника - Брюс Федоров

Понятное дело, что Боб Солнцев сразу выдвинулся вперёд, а вслед ему стал продираться и щупленький Вован Петровский.

– А ты куда? – придержал его за плечо Слава Колаш, ещё один друг и сокурсник Данилы по испанской языковой подгруппе. – Всё дело испортишь. Не видишь, как дело оборачивается? Здесь уж не до шуток.

– Оставь его. Пусть попробует, – урезонил его Данила. – У Вована есть скрытые резервы. Забыл, что ли, как он в Астрахани одолел флакон «тройного» и запил его банкой томатного сока.

– Запил то он запил, да потом на работу не вышел. А мы за него мешки с цементом таскали.

– Ну что ж бывает. А с тобой нет? Думаю, не подведёт. Тем более они с Бобом слаженная пара.

Между тем очкарик уже дал отмашку, и игроки, не мешкая, приступили к истреблению запасов тёти Вали.

Илья, подбадриваемый одобрительными криками финансистов, уже предвкушавших скорую и неизбежную победу, сразу взял высокий темп и вырвался вперёд как минимум на две кружки. Сергей, под строгим руководством своего наставника Боба, начал осмотрительно и с расстановкой. Вначале внутрь была залита одна кружка пива, медленно и осторожно, чтобы дать организму время адаптироваться к новому напитку. Затем Серёга встал, ещё раз развёл и скрестил руки, и принялся догонять ушедшего в отрыв Илью.

Дело продвигалось быстро. Однако десятая кружка стала переломным моментом. Превратившийся в пузырь Илья решил воспользоваться положенной возможностью и покатился опустошаться в направлении туалетного отсека бара. Серёга держался хорошо, с каждой кружкой зарабатывая всё больший авторитет среди разношёрстных «нейтралов» из других вузом. Прошла одиннадцатая кружка, затем успешно проследовала двенадцатая, тринадцатая. Когда Илья вернулся стойке, Серёга заталкивал в себя, правда не без труда, уже четырнадцатую по счёту ёмкость. Одним словом, окончательно ломаться Илья стал после семнадцатой, в то время, как Серёга довольно спокойно перевалил через психологически важный двадцатикружечный рубеж.

Итог схватки оказался следующим. Илья не выдержал первым и вскоре, выпучив глаза, и как показалось многим, еле удерживаясь, чтобы не зафонтанировать, понёсся, перекрещивая ноги и придерживая руками раздувшийся живот, в сторону хорошо знакомого ему спасительного отсека. Серёга же, ещё немного поважничал, демонстрируя, что ему всё нипочём, а затем, не торопясь, вразвалку пошёл догонять несчастного Илюху.

Победа была решительной и окончательной. Разгром полным. Соперник теперь мог только мечтать о несбыточном реванше. Разрыв составил принципиальные четыре кружки. Боб, Вован, Леха, Данила и Славка ликовали. Теперь финансисты долго будут помнить своё позорное поражение. По крайней мере, до следующего летнего строительного сезона точно.

Все, даже удручённые финансисты, разделяли торжество «дипломатов», и уже все вместе дружно отдали должную дань пенистому светло-жёлтому напитку. Тётя Валя превратилась в многостаночницу и уже не закрывала медные краны, без устали выкачивая содержимое из скрытых пивных бочек. Студенты подходили, пожимали руки и хлопали по плечам победителей. Серёга был возведён на пьедестал равный олимпийским героям и долго ещё повсеместно пользовался популярностью на студенческих вечерах. Честь института была защищена. «Дипломатам» простили даже их мнимое зазнайство и исключительность.

Мини «Октобер фест» удался на славу. Больше всех была довольна тётя Валя, перевыполнившая месячный план по реализации пива, и её бухгалтер, радостно пересчитывавшая в своей служебной коморке поступившую выручку.

– Алло, Дэн, очнись, – Лёшка Аксаков чокнул своей кружкой о кружку Данилы. – Всё хорошо. Ты, о чём задумался?

– Да так, ни о чём. А ты что, куда-то собрался?

– Сегодня нет. А вот завтра суббота. Мы здесь небольшой группой собрались в Дом кино. Пойдёшь?

– А что там?

– Новый фильм. Премьера. Говорят, нормальная фантастика. Наши девочки тоже пойдут.

– А кто?

– Наши. Ну, Оля, Алла из французской группы, ещё две Лены из испанской, Таня из немецкой. Ребята также будут. Это Генка Башилов всё устроил. У него мать – начальник управления в министерстве культуры.

– Да нет. Спасибо. Не получится. У меня завтра репетиция в ДК «Горбунова».

– Так, ты что продолжаешь стучать на барабане? Я думал, ты бросил. Скажи, как хоть ваш ансамбль зовётся?

– «Миракэл» – «Miracle’s». Слышал? Нет? Ну, естественно. Он у нас существует не на постоянной основе. Мы одну школу заканчивали и вместе начинали. Играли у себя и по другим школам. Теперь тоже, но редко, больше на вечерах в институтах, где ребята из ансамбля учатся.

– А в нашем вузе, почему нет? Скажи, хоть какой у Вас репертуар?

– Есть кое-что из «Beatles», «Smokie», «Queens».

– Вот и замечательно. Солидно. А свои наработки есть?

– Как сказать? Есть кое-что в стиле джазовых импровизаций. У нас ведь в составе и саксофонист имеется.

– Вот как даже? – удивился Алексей. – Ну, а ты-то что, в фронтлайнеры не выдвинулся? Всё сзади торчишь.

Алексей невольно затронул болевую точку Данилы. Вот уже пару лет он терзал дома шестиструнную гитару в надежде, что сможет доказать ребятам из ансамбля, что ему можно доверить исполнение на соло-гитаре, хотя свой солист и неплохой в ансамбле имелся. Кто в молодости не мучился жгучим желанием лидерства? Но Лёшке он ответил по-другому:

– А что, ударник – это вполне достойно. Вот, Ринго Стар, например.

– Ну, то Ринго Стар. Да ты не обижайся. Я так сказал. А сыграть в институте вы смогли бы. У вас вокал есть?

– Да, поют двое, а мы подпеваем. В общем, фон создаём, так что голоса есть. А в институте? Ну, куда нам соваться. Здесь же «Миражи» в новом издании.

– Да будет тебе Дэн. Мы ещё посмотрим.

– Пойду я, Лёша. Хочу один пройтись по парку.

Что-то не всё ладно было в жизни Данилы Бекетова. Чего-то не хватало. Душа томилась и ждала чего-то.

* * *

Безоглядным аллюром понеслись дни, собранные из сменяющих друг друга лекций, семинаров, коллоквиумов и языковых занятий. Четвёртый курс неумолимо приближался к очередному дуэльному барьеру. Данила не опасался грядущей весенне-летней сессии. Во-первых, студенты-четверокурсники – это тебе не вечно сомневающиеся в себе неврастеники из первых и вторых курсов. Студент четвёртого – это уже испытанный в полевых сражениях закалённый боец, знающий себе цену и успевший стать тонким проницательным психологом, успешно применяющим на практике приёмы гипнотического воздействия на преподавателей.

Во-вторых, такая сессия сдавалась значительно легче, чем придавленная снеговыми сугробами зимняя. Весна всегда могла расшевелить любого, даже погрязшего в книгочтениях интроверта-профессора. Все становились отзывчивее. Хотелось говорить и слышать другого. Снисходительность и всепрощение становились хорошим тоном. А потом, кому хотелось связываться со студентом, добредшим до четвёртого курса и проламывающим последнюю преграду в спасительную гавань пятого?