Список запретных дел - Коэти Зан

Трейси переместила свою цепь так, чтобы придвинуться к Кристин: аккуратно разложила на полу, образуя приличную петлю. Затем села возле девушки на колени, обняла ее и стала тихонько успокаивать.

—  Отдыхай, Кристин, — шептала она своей сестре по несчастью, утешая будто ребенка, ободравшего колено.

Трейси легонько поцеловала Кристин в лоб, затем направилась ко мне, медленно и методично перекладывая цепь, словно в некоем причудливом танце. Металлические звенья мелодично бренчали. Вперед, наверх, вниз. Вперед, наверх, вниз.

Трейси подошла близко, очень близко, и я инстинктивно отпрянула.

—  Боюсь, что твоей подруге не повезло. А вот тебе повезло. Насколько это возможно, конечно.

Я опять разрыдалась, не в силах понять этот извращенный «подземный» мир. Крепко зажмурилась, подавляя слезы.

—  Где Дженнифер? Где моя подруга? — Наконец я нашла в себе силы заговорить и даже перешла на крик. — Дженнифер? Ты здесь? Ты в порядке?

Трейси пропустила мои вопросы мимо ушей:

—  Впереди тебя ждет кое-что. Мы с Кристин очень опытные обитатели подвала. Мы, так сказать, введем тебя в курс дела.

Трейси засмеялась, будто удачно пошутила. Кристин тоже издала некий звук, похожий на проявление веселья. Мне же это вовсе не показалось забавным. В тот момент я не знала, кого стоит бояться больше — своего похитителя или этих исхудавших, подавленных девушек, застрявших вместе со мной неизвестно где.

Не сводя с меня глаз, Трейси прошла к лестнице, волоча за собой цепь. Вперед, вверх, вниз. У подножия последней ступеньки находилась картонная коробка. Оттуда Трейси достала две поношенные, но чистые больничные рубашки зеленого цвета. Одну она бросила Кристин, вторую накинула себе на плечи. Снова нагнулась и выудила из коробки третью.

—  Вот видишь, он уже и на твою долю оставляет.

Трейси бросила мне рубашку. От многократных стирок ткань стала мягкой, от нее исходил запах порошка.

—  Твое королевское одеяние, — мелодраматично проговорила пленница. — И наши недельные запасы. Хорошо, что ты появилась в воскресенье ночью. Самые лучшие дни для нас — понедельники.

Я схватила рубашку и, следуя примеру Трейси, надела. Спереди был разрез, но я плотно закуталась в мягкую материю. Трейси достала из коробки прочее содержимое — консервы, буханку хлеба, галлон воды в баклажке — и аккуратно расставила вдоль стены.

Я присела на корточки и вцепилась в матрас, как ребенок в свою куклу, не отрывая взгляда от ящика и гадая, почему не отвечает Дженнифер. Трейси занималась своим делом, игнорируя мое состояние.

—  В течение рабочей недели нас обычно оставляют здесь одних. Летом и на каникулах дело обстоит иначе. В «подземной» стране это тяжкое время. В любом случае недели проходят быстро. Четыре дня свободы — разумеется, я использую это слово в переносном смысле, — затем три дня «на передовой». Видишь ли, — приготовься услышать самое интересное: наш похититель — профессор психологии в Орегонском университете. С ударением на «психо-». Он в самом деле проводит занятия, посещает конференции, общается с подопечными. Вероятно, у них бывают выпускные, встречи с родителями и прочие мероприятия. На это время мы предоставлены сами себе, избавлены от его присутствия и живем здесь в мире и гармонии. Если, разумеется, он оставил нам достаточное количество еды и воды.

—  Откуда ты знаешь, кто он такой?

—  От Кристин. — Трейси взглянула на вторую девушку, которая, казалось, вновь заснула, хотя было сложно сказать наверняка. Она не шевелилась, колени поджала к груди, аккуратно сложенные цепи лежали подле нее. — Кристин была его лучшей студенткой. Около двух лет назад. Сейчас у него, скорее всего, новая любимица, верно, Кристин?

Девушка приоткрыла один глаз. Посмотрела сначала на Трейси, потом на меня и тихонько всхлипнула.

В моих ушах звенели слова пленницы: два года.

—  Его зовут Джек Дербер. — Трейси отчетливо проговорила имя и тут же с опаской осмотрелась, будто сами стены могли наказать ее за такую дерзость. — А поскольку мы знаем столь пикантную информацию, нельзя сомневаться, что он никогда, ни за что нас не отпустит. Можно ожидать лишь смерти, когда он закончит с нами свои игры. Мы с Кристин предполагаем, что это случится, когда мы станем слишком стары для его прихотей. Или раньше, если будем доставлять ему неудобства, поэтому мы ведем себя очень, очень хорошо. Мы такие прилежные девочки, правда, Кристин? Он ведь с легкостью найдет нам замену. — Трейси многозначительно глянула на меня. — И, как видишь, внизу места хватает. Если мы будем противиться, он может подумать, что держать нас здесь живыми слишком накладно.

Я едва могла уследить за ее речью, но дружелюбной Трейси мне уж точно не показалась. Вдруг в ящике что-то заворочалось, мы втроем повернулись к нему. Вновь тишина. Затем Трейси заговорила:

—  Здесь внизу я выработала стратегию, которую и тебе рекомендую взять на заметку. Боюсь, Кристин не слишком в этом преуспела. Сама вскоре увидишь, что она этим вредит сама себе. Ты должна оставаться сильной, физически и морально, и учиться всему, чему можно. Мы, дорогая, ждем чуда.

Чудо. Я даже вздрогнула при этом слове, ведь оно противоречило всему, во что я верила. Трейси заметила мою реакцию.

—  Да, понимаю, это не слишком радует, если чудо — твой единственный шанс, но я долго размышляла и пришла к выводу, что другой надежды у нас попросту нет. Мы должны понимать это. Мой девиз очень прост: «Ешь, чем тебя кормят, спи, когда можешь, и не позволяй ему забраться к тебе в голову».

Она вновь посмеялась над своей печальной шуткой.

—  Теперь самая важная часть твоего тела — это мозг. Вскоре ты поймешь: излюбленная форма пытки нашего врага — не единственная, но излюбленная — это психологическая, поэтому ты должна заставить свой разум работать, обязана вытеснить этого гада из своей головы. Никогда не рассказывай ему про свою жизнь. Никогда.

—  Список «Никогда…», — прошептала я больше для себя, чем для нее. — А Дженнифер? Что будет с ней?

Наконец-то я смогла задать этот вопрос, не устраивая истерики.

Обе девушки отвернулись. Кристин уткнулась взглядом в пол и прошептала так тихо, что я едва смогла разобрать:

—  Забудь ее поскорее.

Прочитав письмо, я еще три дня провела в одиночестве своей квартиры. Отменила встречи с психотерапевтом и не отвечала на телефонные звонки. Доктор Симмонс оставила три сообщения, агент Маккорди — четыре. Я знала, что они обеспокоены, но не могла объяснить им, что готовила себя к значительному прорыву в своей посттравматической жизни, на который отважилась слишком рано.

У меня не хватало смелости сказать доктору Симмонс, что после десяти лет нашей совместной психологической борьбы мы зашли в тупик — после всех слез, взглядов в пустоту и ее терпеливого ожидания, пересказанных по кругу фактов моей жизни, воспоминаний, затронутых нами, кроме тех, к которым я не хотела возвращаться и в которых она больше всего жаждала покопаться. Больше она ничего не могла для меня сделать. Требовались более действенные меры.