Сивилла - волшебница Кумского грота - Людмила Шаховская

Этого Брут не понимал и презирал Тарквиния только вследствие того, что тот жил по-этрусски — в цивилизованной обстановке, величественной и роскошной.

Причины, побудившие Ютурну бежать, были, напротив, ясны для него. Только он не решил еще, о чем ему теперь молить богов: о ее возвращении или о бесполезности поисков?

Ютурна могла быть растерзана в горах волками, попасть к разбойникам, быть проданной в рабство, но разве в Риме ей было лучше? Разве ее не терзали тут дикие звери в образе людей? Разве не обращались с ней как с невольницей? Что ждет ее, если она возвратится? А если нет, то сына Турна ждет казнь.

Мало-помалу путем размышлений Брут решил, что надо выбрать средний путь, то есть после возвращения беглянки не сразу возвестить о ее прибытии, а в случае неудачи поисков не отнимать у Туллии всякую надежду.

Он добыл от одного знакомого ему купца все, что нужно для этой цели, и стал терпеливо ждать вечера.

Поскакав разыскивать сестру, Эмилий предположил, что она, может быть, укрылась в доме новобрачной Лукреции; что она не сбежала, а только без спроса возвратилась в Коллацию, забыв что-нибудь там и боясь вернуться в Рим без этой вещи.

Дорогой такая мысль превратилась в полное убеждение, и молодой человек спокойно остановил свою лошадь у дома Луция.

Было обеденное время. Семья сидела за обедом, приготовленным под надзором новобрачной. Там находился престарелый отец Луция, Эгерий, и сестра Фульвия, скромная девочка четырнадцати лет, что, впрочем, для тогдашней итальянки считалось уже возрастом почти невесты.

— Кто может теперь посетить нас? — промолвил старик, услышав, как лошадь Эмилия остановилась у крыльца.

Все с недоумением оглянулись на входную дверь.

— Здравствуйте! — сказал Эмилий, вступая в атриум.

— Прошу не побрезговать обедом, — обратился к нему Эгерий, — садись, молодой человек!.. Ты всегда желанный гость в моем доме в память отца твоего.

— Ты желанный гость для меня и помимо отца, которого я не знал, — продолжил Луций, — но все-таки гость неожиданный. Она здесь что-нибудь позабыла, моя тетка, и прислала тебя?

— Где моя сестра? — спросил Эмилий, оглядывая комнату.

— Твоя сестра? — повторили вопрос все присутствующие.

— Да… где же Ютурна?

— Она с вами уехала.

— Она не здесь?

— Зачем же ей здесь быть?

— Ее нет!.. — вскрикнул Эмилий, почти упал на скамью и опустил голову на стол.

Несколько времени длилось томительное молчанье. Все глядели на сироту, недоумевая, что такое случилось с ним и его сестрой. Наконец Луций ласково тронул его за плечо, позвав:

— Эмилий!..

— Казнь! — глухо простонал юноша.

— Какая казнь? Кому? Скажи, что за новая беда случилась? — раздалось со всех сторон.

— Кому казнь… мне!.. Сестра похитила все драгоценности, данные ей Туллией для пира, и бежала.

Луций, Эгерий и Лукреция стали расспрашивать о подробностях происшествия, а Фульвия, никогда не ездившая в Рим и поэтому не знакомая с Эмилием, отошла в сторону.

Эта сцена отчаяния юноши глубоко потрясла ее доброе сердце.

«Он так молод, — думалось ей, — и уже так много испытал горя!.. Смерть ждет его в этот же вечер, и никак нельзя спасти его».

Фульвия украдкой заплакала, но Лукреция приметила это и подошла к ней.

— Сестрица, миленькая, ты плачешь!.. — ласково отнеслась она к золовке, как к полуребенку.

— Мне его очень жаль, — простодушно ответила девочка.

— Такова судьба, милая! Жить не всем хорошо, как тебе здесь. Успокойся, помолись!..

— Да-да, Лукреция, я целый день стану молиться.

— Прощайте! — сказал Эмилий, встав со скамьи. — Поеду в горы, а оттуда на верную смерть.

Луций обнял товарища детских игр и проводил к крыльцу до лошади, а потом, не захотев закончить обед, ушел в свои поля, расстроенный бедой друга.

Горевал и старый Эгерий, сидя на крыльце, выходившем в сад, где у него было нечто вроде плохой, примитивной террасы с его заветным, стародавним креслом, сквозь порыжелую кожу подушки которого торчала набивка из овечьей шерсти — излюбленный материал итальянцев для всякого рода мягких вещей.

Эгерий невольно вспоминал свое былое знакомство с погибшим Турном Гердонием ввиду беды детей его, невольно задавался вопросом, останется ли Эмилий жив или нет.

После заката солнца все посланные в погоню возвратились с известием, что всякий след пропавшей девушки потерян.

Туллия, услышав конский топот. Послала Брута навстречу к искавшим Ютурну, чтобы он скорее узнал вести от них.

Старик, подбежав к своему невольнику, отдал ему сверток с чем-то грязным, шепнув:

— Виндиций, это тобой найдено в горах.

Печально и робко, как на верную смерть, взошли рабы и Эмилий на верхний этаж дома.

— Добрые вести!.. Добрые вести!.. — кричал Брут, взбежав прежде всех на лестницу.

Лицо тиранки просияло.

Потупив взоры, вошли в ее комнату несчастные люди и молча стали рядом, ожидая, каков будет ее приговор им.

— Ты кричал «добрые вести», а они не говорят ничего и ее с ними нет, — молвила Туллия с недоумением.

— Мы готовы к казни, — тихо проговорил Эмилий.

— И неужели никаких следов?!

— Ее след потерян.

— Ты лжешь! — вскричал Брут, подходя к Эмилию с угрожающими жестами, как бы намереваясь ударить. — Мальчишка, благодари бессмертных богов за то, что они к тебе благосклонны!..

Затем он обратился к Туллии.

— И Ютурну, и все твои украшения скоро найдут, успокойся, богиня-мстительница!.. Мой раб нашел след бежавшей.

Виндиций, бывший единственным слугой Брута, исполнявший много раз его поручения разного замысловатого сорта, подошел и, отдав Туллии сверток, полученный от господина, сказал:

— Я это нашел в горах.

Сверток состоял из обрывка дорогой пурпурной материи, двух маленьких жемчужин и зеленого ремешка от сандалии. Все это было замарано грязью.

Туллия не усомнилась признать в этих остатках часть туалета Ютурны и улыбнулась, повеселела.

Брут торжествовал.

Он дал знак, чтобы все удалились, пока не поднялась новая буря гнева тиранки, придирка к чему-нибудь другому, помимо бегства Ютурны.

Оставшись с ней наедине, Брут принялся хвалить одного своего знакомого. Это богатый купец, ведущий торговлю с другими городами, способный разыскать пропавшие драгоценности и саму Ютурну.