Сегодня я увидела... - Делия Стейнберг Гусман

Ребенок держался настолько раскованно, что порой его раскованность больше походила на развязность, даже наглость. Не то чтобы он никого и ничего не боялся, скорее, он презирал всех на свете – в том числе и собственных родителей; он презирал всех вокруг, кроме самого себя. А родители восхищались таким поведением своего замечательного чада, считая это признаком развитого ума.

Этот ребенок не говорил ни о своих детских грезах, ни об игрушках, не просил любви и ласки. Его слова были похожи на его одежду: в них я услышала исковерканный пересказ «взрослых» разговоров, повторение того, что он услышал в недетских телепередачах, осведомленность в вопросах, которые не должны волновать столь юное существо. Но снова мне пришлось промолчать – раздались очередные восторги, «какие развитые и смышленые нынче дети»…

Я подумала, что заложенное в этом ребенке зерно духовной силы в будущем превратится в резкость и гневливость, а потребность в любви и ласке – в настойчивое требование внимания к себе. Отсутствие воспитания было очевидно: старшие восхищались ребенком вместо того, чтобы попытаться хотя бы немного изменить его, направить и помочь ему стать тем, кем он и должен быть, – ребенком.

Такова одна из многих печальных «болезней» нашего материалистичного мира: взрослые стремятся сохранить молодость тела, но с самого начала теряют юность и чистоту души, столь необходимые ей; а дети нелепо, комично подражают взрослым, утрачивая трогательную и естественную невинность детства. Так что же происходит? Удовлетворимся ли мы примитивным объяснением, что мы родились случайно, что живем благодаря механическому делению клеток – без души, без Бога и не испытываем потребности расти внутренне так же, как растем внешне? Получается, нужно стремиться «брать от жизни все» и пробиваться вперед, оттесняя других?

Наслаждаться сегодняшним днем, не осознавая Долга перед будущим?

Я смотрела на ребенка, который заставил меня задуматься об очень многом, и вспоминала древние учения Тех, Кто оставил в наследство человечеству Мудрость и Долг – то, чем сегодня в своей жизни никто не хочет руководствоваться. А Они говорили, что человек – существо бесконечно древнее, что он живет, жил и будет жить на Земле много раз – так же как в его нынешнем существовании много раз чередуются состояния сна и бодрствования. Но если периоды «сна», которые в больших циклах жизни и смерти соответствуют «небесным» периодам, будут очень короткими, если их будут прерывать непрекращающиеся желания, вырастающие из опыта материальной жизни, то последующие периоды бодрствования будут неэффективными – из-за того, что душа человека недостаточно отдохнула, и из-за того, что он постоянно будет одержим жаждой чувственных наслаждений. С каждым разом все меньше будет оставаться времени на «сон» – все меньше будет «неба». И как без необходимого физического отдыха взрослые становятся угрюмыми и агрессивными, так и дети растут «развитыми и смышлеными» из-за того, что им не хватает «небесного» отдыха.

И приходят на Землю дети, неся с собой воспоминания и неутоленные желания из своих прошлых жизней, и так же сильно, как взрослые, они жаждут насилия и удовлетворения таких же, как у взрослых, потребностей плохо воспитанного тела. Им больше не снятся ангелы, и они больше не улыбаются нежно во сне… Они плачут и страдают, требуют и приказывают, презирают и унижают… И постепенно стирается запечатленный в глубине их души древний образ Чудесного Младенца, рожденного в яслях, – явившегося однажды, чтобы осветить мир и стать воплощением архетипа невинной души.

Если бы нам вновь открылось чудо закона циклов, если бы мы вспомнили, что мудрость и ее сестра – воспитание могут вращать колесо истории, в нашем мире снова родился бы Младенец, и вновь появились бы на Земле дети. Но не такие, как ребенок, которого я увидела сегодня. Хотя, наверное, такие же, только их лица вновь обрели бы свои ангельские черты.

Сегодня я увидела ребенка…

Многие говорят, что дети сегодня стали другими, и с большой радостью объясняют: они ведут себя совсем как взрослые. И еще говорят, что теперь дети более «смышленые» и усваивают все гораздо быстрее. Взрослые восхищаются их бестактными и неуместными вопросами, а потерю – если не сказать отсутствие – наивности расценивают как шаг вперед в развитии нового поколения.

Именно поэтому ребенок, которого я сегодня увидела, привлек мое внимание… Он на самом деле был ребенком – доверчивым и бесхитростным, как и должно быть в его возрасте, с сияющими, любопытными глазами, с живыми и легкими движениями, естественными для человечка, не так давно появившегося на свет. Я видела, как он пытливо глядит на все вокруг, стараясь раскрыть тайну, скрывающуюся за внешней стороной предметов и событий. С его губ беспрестанно слетали вопросы – так велика была в нем жажда познания.

Вопросы, которые он задавал, были простыми и в то же время глубокими – именно благодаря своей простоте. Он спрашивал о небе, о звездах, о границах Вселенной. Его интересовало, почему насекомые летают и почему у людей нет крыльев; ему хотелось знать, отче го люди плачут и отчего ему иногда хочется смеяться и кричать…

И вот пришел черед очень важного вопроса – вопроса о других детях. Этот наивный малыш чувствовал, что они его не понимают, что они совсем на него не похожи. Им не нравилось играть в его игры, их совсем не беспокоило то, что не давало покоя ему. Им нравилось изображать из себя взрослых, а он хотел оставаться маленьким. «Нормальные» дети болтали только о телепередачах, о выходных, о проблемах в своих семьях и о том, как невыносимы их родители, братья и сестры.

Ребенок, которого я сегодня увидела, чувствовал себя беззащитным перед своими сверстниками. И в поисках понимания он обратился ко взрослым… Но ему ответили только улыбкой и шутками. «И в кого только пошел этот малыш? Он совершенно не похож на нас… Мне даже стыдно за его вопросы, такое впечатление, что он совсем ничего не понимает… Почему ты не такой, как все? Почему ты не играешь со своими товарищами? Сынок, что еще рассказать тебе про луну, если я больше ничего не знаю?»

Прежде сияющий и счастливый взгляд моего ребенка сделался хмурым, на личико легла тень, которая лучше тысячи словарей могла бы рассказать, что такое грусть. И мне кажется, что именно в этот миг он утратил свою доверчивость и непосредственность и, сам того не желая и не понимая, раньше времени повзрослел.

Он усвоил жестокий жизненный урок: надо молчать, сталкиваясь с непониманием, прятать в глубине души свои сокровенные мечты, не говорить о прекрасном, а высказывать лишь то, что хотят услышать другие.

И если сначала я увидела ребенка, то теперь передо мной был взрослый человек, на чьих плечах лежал груз пережитого, груз боли и грусти.

Почему мы обрекаем на гибель красоту и невинность? Где тот ребенок, который когда-то жил в нас и чей голос до сих пор должен бы звучать в нашем сердце своим неисчерпаемым любопытством и потребностью в любви? Неужели мы больше не способны воспринимать доброе и чистое? Неужели наше взросление обязательно связано с потерей детского умения удивляться?