Эверест - Тим Скоренко

Впрочем, для Айдина Ирмака это был всего лишь крошечный островок в море безумия. Много лет назад он эмигрировал в США, занимался мелким бизнесом, разорился, развелся с женой и стал бомжом. В прямом смысле – четыре месяца он жил в картонной коробке под мостом Куинсборо. А потом нашел себе занятие – подбирал на улицах брошенные велосипеды, чинил их и продавал через Craigslist, сайт электронных объявлений. Однажды он нашел этот байк – и уже не смог с ним расстаться.

Потом он работал как вол, сделал несколько хороших дизайнерских проектов, поднялся обратно в нормальную жизнь и накопил двадцать тысяч долларов. А потом повторил мой путь. Прилетел на самолете в Амстердам, сел на велосипед и поехал на нем в Тибет – через Россию и Китай, заодно сделав пару крюков и побывав в Малайзии, Индонезии, Лаосе. Когда он добрался до горы, денег на пермит[4] уже не было – и он одолжил у друга еще тридцать пять тысяч долларов. В пермите ему отказали.

Он ворвался в офис бюрократа, заведующего выдачей пермитов, и сказал, что совершит самосожжение, если ему не разрешат подняться на гору. Черт его знает как, но он одержал победу.

Велосипед он в итоге оставил в лагере. То есть попытался пойти с ним и понял, что не доберется даже до лагеря I. И пошел без велосипеда. А еще без альпинистской подготовки, без шерпов и почти без кислорода, потому что его кислородная маска сломалась. Как ни странно, он добрался до вершины. Ему уже было так плохо, что сил доставать фотоаппарат не оставалось. Он почти сразу начал спуск, но хватило его ненадолго. Ко всему прочему, он умудрился потерять очки.

Собственно, на моей памяти из «зоны смерти» альпинистов спасали всего дважды. Линкольна Холла в 2006-м и этого сумасшедшего турка в 2012-м. Но если за Холлом вышла целая экспедиция, то Айдина Ирмака вниз дотянул парень-одиночка, израильтянин Надав Бен-Йегуда. Он прервал собственное восхождение и тащил на себе полутруп в течение девяти часов, хотя до того перекинулся с турком всего парой слов в базовом лагере. Вероятность того, что выживут оба, равнялась от силы одной тысячной процента. Они попали в эту тысячную.

Поэтому – я повторяюсь, – если вы чувствуете себя плохо, не нужно геройствовать.

Хотя нет. Есть один-единственный случай, когда геройство позволительно и даже более того – необходимо. Это случай, когда вершина для вас значительно дороже жизни.

Как ты собираешься ее искать? – спросила Матильда. Джон Келли сделал странный жест – то ли пожал плечами, мол, не знаю, то ли показал, что до поры до времени не хочет раскрывать карты. Там же наст, сказала Матильда. И если до тебя ее никто не нашел, значит, она где-то далеко под настом. Да и неизвестно, что с ней. Если она бумажная, то, скорее всего, сгнила, несмотря на холод и низкий уровень кислорода.

Келли покачал головой. Она в рамке за стеклом, сказал он. Мэллори нес ее именно так. Он хотел прикрепить к ней палку и воткнуть в снег. Так, скорее всего, он и сделал, но потом ветер завалил снимок, его покрывало снегом – слой за слоем, – и поэтому к тому моменту, когда наверх поднялся Хиллари, фото было уже не найти. Да Хиллари и не искал, скорее всего. Или искал?

А если его просто сдуло? Если он уже сто лет как покоится в какой-нибудь трещине? Что ты тогда будешь делать?

Не покоится, покачал головой Джон Келли. Он там, наверху. Других вариантов нет.

Вернемся в 1953 год. Хиллари, Джордж Лоу, Альфред Грегори и два шерпа – Анг Ниима и Тенцинг Норгей – поднимаются наверх, в штурмовой лагерь. Те, кто не собирается идти дальше, продвигаются во главе цепи, вырубая ступени и подготавливая веревки. Идущие позади экономят силы. Они устанавливают палатку на высоте 8500 метров. Им везет, погода отличная. После установки Лоу, Грегори и Ниима спускаются обратно, остаются Хиллари и Норгей.

Лоу очень хотел стать первым на горе. Но он знал, что это работа для одного. И он отдал эту честь своему другу.

Хиллари и Норгей устраиваются на ночлег. Хиллари снимает ботинки – он представитель цивилизованного мира, он не может спать в обуви. Ботинки он заворачивает в одеяло и кладет под голову в качестве подушки. Норгей спит в обуви. Наутро оказывается, что ботинки надеть невозможно – они превратились в два куска льда. Альпинисты растапливают примус и отогревают их в течение двух последующих часов.

Они идут, меняясь. Впереди то Норгей, то Хиллари. На них три слоя перчаток и десять слоев одежды. За спинами – шестнадцатикилограммовые кислородные приборы. Они идут между Сциллой и Харибдой. Справа – обрыв, слева – скала, или наоборот. Они думают: вот осталось чуть-чуть, это уже последний сугроб, а он оказывается не последним, они перебираются через него и продолжают идти. Тут не о чем думать, тут нужно сжать зубы и идти, карабкаться, ползти, грызть камень, лед и снег.

Альпинисты связаны двухметровой веревкой, точнее, она закреплена таким образом, чтобы сохранять между ними постоянное расстояние. Еще точнее, длина веревки – не два метра, а шесть футов. Просто кому-то привычны стандартные меры, и я стараюсь пользоваться ими, а не традиционными британскими.

Когда перед альпинистами оказывается вершина, впереди идет Хиллари. Именно он, новозеландец, первым вступает на самую неприступную вершину в мире. По крайней мере, если верить официальным источникам. Секундой позже наверху оказывается и шерп. Впоследствии журналисты спрашивали их: кто из вас был первым. Чье имя должно быть в каждом заголовке. Альпинисты написали официальное заявление, в котором указали, что вступили на вершину почти одновременно. Журналисты прицепились к слову «почти». Тогда Норгей официально заявил, что первым был Хиллари – чтобы эта свора поутихла.

Хотя это, конечно, чушь. Если два альпиниста связаны одной веревкой, они становятся сиамскими близнецами. Нет Хиллари и Норгея – есть Хилгей и Норлари, это один человек, это Сакко и Ванцетти, Роллс и Ройс, Орвил и Уилбур Райт.

Они провели на вершине ровно пятнадцать минут. Хиллари снимал гималайские виды, потом сфотографировал Норгея. Сам он отказался отдать аппарат шерпу. Он не хотел, чтобы его сняли на вершине. Ему достаточно было присутствия.

На фотографии Норгей стоит, опираясь на правую ногу, левую поставив на гребень. На нем бежевые штаны и ботинки на высокой шнуровке, синяя куртка, перчатки и кислородная маска. В правой руке он держит древко с четырьмя флагами: британским, индийским, непальским и ООН. Более или менее прилично виден только британский, остальные не разглядеть, потому что ветер дует от фотографа, пряча флаги за древко. Глядя на эту фотографию, понимаешь, что спрятать снимок Рут на вершине негде. Даже если Мэллори воткнул штангу с рамкой на полметра в снег, ее все равно бы смело.

Но я знаю кое-что, чего вы не знаете. Когда Хиллари шел к вершине, он ужасно боялся увидеть там рамку с фотографией Рут, потому что это сделало бы его вторым. Он умел проигрывать – но не хотел этого делать. Когда он оказался на вершине – девственно белой, без единого следа человеческого вмешательства, – то успокоился. Но он понимал, что ветер мог – да и не то что мог, а должен был – снести снимок вниз.