Костер в ночи. Мой брат Майкл. Башня из слоновой кости - Мэри Стюарт

— Чем она занималась? — спросила заинтригованная Марша.

— О, она пошла обычным путем, чтобы погубить свою репутацию. Натурщица, любовница художников, потом вышла замуж за баронета и…

— Я тоже как-то раз была замужем за баронетом, — оживилась Марша. — Хотя я его бросила. А она?

— Естественно. Она убежала с молодым многообещающим художником в Париж, где сколотила изрядное состояние — не спрашивайте меня как, — а потом умерла в монастыре в прекрасном возрасте восьмидесяти семи лет.

— Да, были времена… — В голосе Марши прозвучал легкий оттенок сожаления. — Я имею в виду не монастырь, а все остальное. Как мудро иметь достойную прабабушку, особенно с состоянием и титулом.

Я засмеялась:

— Ничего не сохранилось. Мама была единственной внучкой, и Джанетта завещала все свои деньги монастырю, чтобы застраховать его от пожара, по-моему. — Я поставила пустой стакан. — Таким образом, в отличие от моей прабабушки я, чтобы заработать себе на жизнь, ношу одежду.

Сквозь стеклянные двери мне были видны спускающиеся вниз по лестнице Каудрей-Симпсоны. Через холл по направлению к столовой промчалась горничная. Снаружи, между крутыми склонами полумесяца Сгурр-на-Стри, красное небо стало цвета меди, на его ярком фоне зубчатые скалы приняли форму возвышающегося рельефа. Я увидела троих молодых людей, без сомнения геологов, идущих от реки; они прошествовали мимо окон гостиной, и через миг я услышала, как открылась и хлопнула входная дверь.

Где-то часы пробили семь.

— Есть хочется, — сказала я. — Слава богу, наступило время обеда.

Поднявшись, я подошла к окну, выходившему на восток. Напротив гостиницы простиралась вдаль широкая равнина — почти миля ровного, объеденного овцами дерна, нарушаемого лишь торфяными струйками, которые, извиваясь, тянулись к морю. Через равнину петляла узкая и неровная дорога, потом она шла вдоль береговой линии, а затем поднималась вверх через вереск и исчезала из виду. Справа бормотало море, теперь оно было цвета темного олова и тусклое, так как на него падала тень гор. Вдали слева у подножия Блейвена блеск воды отливал медью небес.

Запоздавший тетерев крикнул: «Вернись!» — и замолк. Чайка на берегу расправила крылья и сложила их. Море, казалось, замерло. Вид был довольно диким и безотрадным; ни звука, лишь птичий зов да стенания овец; ни движения, лишь дрожь крыла чайки да широкие шаги запоздавшего постояльца, торопливо идущего по траве.

Потом его шаги раздались на гравийной дорожке. Скрип ботинок нарушил тишину. Рядом с ним вспорхнула бекасиха с гнезда и, словно молния, полетела зигзагами в горную долину. Лишь дважды вдали, на фоне грозной выси Блейвена, блеснули серебряным отливом ее крылья, потом я потеряла ее из виду.

— Блейвен, — задумчиво сказала я. — Интересно…

За моей спиной Марша произнесла резким, прерывистым голосом:

— Больше ни слова об этом, прошу вас. Вы не против?

Я удивленно обернулась.

Она допивала свой третий джин и довольно странно глядела на меня поверх бокала. Смутившись и слегка расстроившись, как всегда при проявлении грубости, я пристально посмотрела на нее. Я понимала, что, переведя разговор на Джанетту и ее деяния, поступила достаточно своевольно, но мне не хотелось говорить о Николасе. К тому же Марша вроде бы проявила интерес. Если бы ей было скучно… но, судя по ее виду, она не скучала, совсем наоборот.

Она виновато улыбнулась:

— Ничего не могу с собой поделать. Но давайте не будем. Пожалуйста.

— Как пожелаете, — ответила я сухо. — Извините.

Я снова повернулась к окну. Моим глазам предстала огромная и грозная гора. И тут меня вдруг озарило. Блейвен! Это мое упоминание о Блейвене, а вовсе не Джанетта вынудило Маршу укрыться в стакан с джином, как улитку в раковину. Родерик Грант, и Мурдо, и вот теперь Марша Малинг… или у меня разыгралось воображение? Я уставилась в сгущающиеся сумерки, в которых запоздавший гость как раз проходил последние двадцать ярдов до входной двери. Мой взгляд сосредоточился на нем. Я замерла, потом снова посмотрела на него…

— О господи! — воскликнула я и отпрянула от окна, как камень, пущенный из пращи.

Остановившись на коврике у камина прямо напротив вытаращившей глаза Марши, я сделала глубокий-глубокий вдох и повторила:

— О господи!

— Что случилось? Это потому что я…

— Вы тут совершенно ни при чем, — устало произнесла я. — Это все человек, который только что подошел к входной двери.

— Человек? — в замешательстве повторила Марша.

— Да. Полагаю, это и есть ваш безымянный, темный, роковой писатель… вот только для меня он совсем не безымянный. Его зовут Николас Друри.

Она раскрыла рот:

— Не может быть! Неужели…

Я кивнула:

— Именно. Мой муж.

— По… подонок?

Я грустно улыбнулась:

— Совершенно верно. Как вы и сказали. Отпуск обещает быть весьма забавным, — добавила я совершенно неубедительно.

Да, там она и была, огромная, как жизнь, высокомерная черная подпись в книге посетителей: «Николас Друри, Лондон, 29 мая 1953 г.» Секунду я глядела на нее, кусая губы, потом мое внимание привлекла другая запись той же рукой в начале предыдущей страницы: «Николас Друри, Лондон, 28 апреля 1953 г.»

Значит, он уже приезжал сюда этой весной. Я нахмурилась, гадая, что занесло его на Скай. Должно быть, он собирал здесь материал для какой-нибудь книги; вряд ли он выбрал бы это место для отдыха.

Насколько я помнила Николаса, горные края, форель и вереск в тумане плохо с ним согласовывались. Я взяла ручку, ощущая, что моей руке не хватает уверенности. Всего моего тщательно выработанного самообладания не хватит, чтобы снова встретиться с Николасом Друри, да еще с видом шутливого дружелюбия, какое, несомненно, модно среди разведенных пар лондонского света.

Я окунула ручку в чернильницу, помедлила и наконец написала: «Джанетта Брук, приход Тенч-Аббас, Уорикшир». Затем с трудом стащила с пальца обручальное кольцо и положила его в сумку. Придется объяснять майору Персимону, владельцу гостиницы, каким образом миссис Друри внезапно превратилась в мисс Брук: я опасалась, что может возникнуть множество затруднительных ситуаций, если в одной гостинице окажутся мистер и миссис Друри. Марша Малинг обещала молчать. А Николас вообще не знает, что я не стала снова мисс Брук четыре года назад. Скорее всего, он так же, как и я, почувствует досаду и неловкость, когда мы встретимся, и наверняка постарается избегать случайных встреч. Во всяком случае, я почти сумела убедить себя в этом, когда, поставив кляксу, захлопнула книгу посетителей, хотя, насколько я помнила своего красивого и непредсказуемого мужа, полагаться на приличное поведение Николаса Друри не стоило.