Манфред - Елена Гвоздева

Сам Григорий Чернявский не был пленным, его из городской поликлиники направил на работу в лагерь Байбара, возглавивший оккупационную Биржу труда.

Григорий Яковлевич Чернявский помог Салиху избежать отправки в лагерь смерти, куда отправляли совсем больных, подлечил, даже помог устроиться возчиком, когда узнал, что Салих отлично умеет управляться с лошадьми. Как возчика парня и перевели в DULAG 111.

Вскоре персоналу ревира приказали ознакомиться с директивой руководителя Управления имперской безопасности рейха Рейнхарда Гейдриха "Об окончательном решении еврейского вопроса" и о том, что командиры и комиссары должны уничтожаться ещё на этапе фильтрации, если не согласны сотрудничать.

Каждый из медработников расписывался, в случае обнаружения среди пленных евреев, цыган, а также комиссаров и командиров Красной Армии, обязан доложить об этом надзирателям и охране. Иначе — расстрел. Тогда у Манфреда окончательно сформировалось убеждение, что инфекционный барак — отличное укрытие для приговоренных этой директивой. Надя подтвердила его наблюдения, что немецкие медики во время инспекций не торопятся осматривать "заразных". Мольтке в том числе.

Жестокие бои не уменьшали поток пленных. После прибытия в лагерь большой партии окруженцев, Манфред объявил, что среди поступивших обнаружен тиф. На стене третьего барака появилась крупная надпись: "TYPHUS".

Вебер предсказуемо заявил, что уничтожит всех зараженных, на что Манфред ответил:

— Я болел тифом, и полученный иммунитет позволяет мне без особого риска выполнять свои обязанности. Я надеюсь их вылечить! Пока их везли сюда, в тесноте наверняка заразились многие. Крайне расточительно уничтожать такое количество. Это незамедлительно отразится на поставках рабсилы в Германию, а ваша репутация образцового хозяина лагеря не должна пострадать.

— Ну что же… Похвально, что вы думаете о нуждах Германии и о моей репутации, но превращать весь лагерь в лазарет я не собираюсь.

— Совершенно с вами согласен! Именно для того, чтобы купировать инфекцию, я должен как можно быстрее выявить и изолировать больных. Нужны дополнительные средства дезинфекции и хотя бы немного белковой пищи в рационе.

— Я не собираюсь тратиться на этих доходяг!

— Позвольте мне небольшой эксперимент, герр комендант! Это поможет вам выделиться среди других начальников подобных лагерей и будет способствовать вашей карьере!

Я читал в специальных отчетах для военных медиков. В Бухенвальде над узниками проводили эксперименты, связанные с эпидемиями тифа и паратифа, холеры, дифтерии. Институт гигиены войск СС устроил в бараке 46 лабораторию по изучению сыпного тифа. Большинство подопытных погибало.

Если вы позволите попробовать, я подсчитал!

Спирт можно заменить конфискованным у населения самогоном, это жуткое пойло больше ни на что не годится. А в качестве белковой добавки подойдет неиспользуемая молочная сыворотка, которая остается при изготовлении творога на местном молочном заводике. Эти новшества принесут вам славу руководителя образцового "безотходного" лагеря — каждый пленный на благо Германии. А какая польза от трупов?

То ли продуманная речь Манфреда Генриховича задела тщеславные струнки в душе Вебера, мечтавшего выслужиться и стать заметным в ведомстве Гиммлера среди бесчисленных комендантов концлагерей, то ли хорошее расположение духа после французского коньяка сыграло свою роль…

С Божьей помощью затея получила развитие к общей радости всех сотрудников ревира.

***

осень 1942

Тиф

Пополнивший ревир, ротный врач Иван Ковальчук, разбирая с Надей очередной подсохший снопик степных трав, заметил, что лютик и живокост способны вызвать на коже сыпь, а молочай может вызвать крапивницу (мелкую красную сыпь) и даже отеки, поэтому с ними нужно обращаться осторожно. Так был найден способ легально диагностировать тиф, чтобы бдительные блок-фюреры сами увидели сыпь на теле пленных, которых нужно было срочно спрятать в тифозном бараке.

Но что делать дальше? Бесконечно держать там людей нет возможности. Больной тифом либо числился выздоровевшим и подлежал отправке в Германию, либо должен быть в списке умерших. Идею отправлять их на "лечение" в городскую инфекционную больницу предложил Салих.

Он помнил, что доктор Чернявский высказывался очень уважительно о врачах-инфекционистах городской больницы Павлограда, рискующих своим здоровьем. Оставалось надеяться, что эти самоотверженные люди, в силу убеждений, готовы бороться и с "коричневой чумой" и быть в контакте с подпольем.

Самое сложное — "скормить" эту идею Веберу так, чтобы он её проглотил. Главный довод — наглядно показать: в чем его выгода. Эта скотина в любой ситуации искала выгоды в первую очередь для своей особы.

***

С некоторых пор Вебера угнетала осенняя хандра. Как любитель разговоров об искусстве, он не мог найти среди подчиненных собеседника, способного поддержать такую тему, стал чаще пить. Как-то захмелев, пожаловался Манфреду, что его окружение — необразованное быдло и солдафоны. У врача был опыт в поддержании подобных разговором — за годы обучения в Екатеринославском мединституте он много общался с сокурсниками из образованных интеллигентных семей. Многие умели играть на музыкальных инструментах, получили классическое для зажиточных семей обучение на дому. Еврейская диаспора города имела обширные связи в империи. Именно сокурсники приобщили Манфреда к посещению филармонии, театров и музеев.

С удивление Вебер обнаружил в Эсси-Эзинге эрудированного собеседника и стал иногда приглашать скоротать вечер беседой о возвышенном. Именно в такой вечер, почувствовав благодушное настроение коменданта, Манфред сокрушенно признался, что восстановление после тифа слишком затруднено скудным питанием, поэтому полноценными работниками выздоравливающие смогут стать не скоро. Как бы невзначай упомянул, что городская инфекционная больница, по словам проверяющих, не загружена настолько, как третий барак.

Гебитскомиссар Циммерман, панически боявшийся заразы, не рискнул закрыть больницу, ведь во время войны эпидемии не разбирают национальность и расовую принадлежность. Циммерман даже привел аналогию в беседе с шефом гестапо: "Клещи не различают бутоны роз или гортензий, пожирают с аппетитом". Этот чудаковатый цветовод всё сводил к ботанике.

Вот почему идея избавиться от этой "головной боли" за счет незанятых городских медиков Веберу пришлась по душе. Он в любом случае получал вылеченных узников назад, но с гораздо меньшими затратами.

— Манфред, родившись в Германии, ты бы имел все шансы возглавить приличную клинику. У тебя голова администратора!

— Благодарю вас, герр комендант. Надеюсь, вы возьмете меня к себе управляющим вашего поместья, когда закончится война, — Эсси-Эзинг знал, что это мечты всех тыловых крыс, считавших, что приносят огромную пользу рейху и понимал, что его иронию комендант не заметит.

Подобные разговоры очень тешили самолюбие Пауля. В ответ он лишь снисходительно похлопал врача по щеке, жестом отсылая прочь.

Затея фон Экке прислать к нему в лагерь нового обер-арцта Вебера не обрадовала. Одно дело — совершенно подневольный врач-пленный, почти собственность. Другое дело — врач вермахта, но спорить с Экке было опасно. Прибывший обер-арцт представился Августом Вильгельмовичем. К счастью, дармовой спирт или самогон его интересовали