Записки судмедэксперта - Андрей Ломачинский

— О, на Девятой Карламарле! Ха, и я там же! Соседи мы с тобой получается. Хотя вообще-то я там нелегально. А если совсем откровенно — то я бомж.

— Шутите, товарищ генерал.

— Нет, не шучу. Так, проблемы личного плана… Ну, конечно, была у меня квартира генеральская — всё чин-чинарём. Решил не ссориться, отдал тем, с кем жил, — пусть радуются, а подробности не интересны. Мне то много не надо — спать в тепле да книги читать при свете. Ну позвонил я генералу Образцову, а этот куда денется — иди живи на 2-й Факультет, милости просим. Вон и до кафедры рукой подать. А документально оформлять незачем — и так вокруг одна бюрократия. Так что можно записать меня в Книгу рекордов Гиннесса — я первый советский бомж-генерал!

— А мы вам не мешаем?

Генерал в ответ хмыкнул:

— Это я вам мешаю. Как идёшь домой — дежурные при виде генеральской формы орут как полоумные, весь первый этаж «смирняют». Слушай, что-то мы с тобой, брат, заболтались. Свадьба в конце концов, пора тебе возвращаться к исполнению своих свидетельских обязанностей — ну там свидетельницу танцевать, балагурить, тосты говорить… И не сиди ты, как на госэкзаменах! Что, генерал не человек? А человеки на свадьбах веселятся. Значит так — хлебни-ка ещё моего коньячка, и пошли в зал.

Через неделю после этой свадьбы стоял я в наряде по курсу. В тот день заступил дежурным по Факультету один прапор с курса годом старше. За «добрый» нрав и любовь к уставному порядку все его Рексом звали. Звонит, значит, мне это животное «на тумбочку» — дневальный, гони своего дежурного ко мне в «банку» (так мы окрестили застеклённое КПП в вестибюле Факультета). Я вроде трубку телефонную положил, но телефон у нас был калечный, и рычажки не всегда хорошо вдавливались. Вот и случился конфуз — сидит Рекс в своей стекляшке и через селектор слышит, как я во всю глотку своему дежурному ору: «Игорёха, беги скорее вниз — тебя Рекс, псина-козлина рябая-кривомордая, по-срочному вызывает! Кто-кто, Рекс, говорю, дебильный «кусок».

Пятнадцать секунд, и Рекс взлетел на наш этаж — быстрее, чем мой дежурный от толчка до двери добежал. Морда красная, от злости скулы ходят: «Дежурный, останетесь на этаже, мне нужен этот курсант на продолжительное время для уборки внизу».

Игорёк пытался меня отмазать, но Рекс пригрозил нас всех в конце смены с наряда снять и «паровозом» на следующие сутки опять поставить «за прямое оскорбление прямого начальника». Ну типа, как же так — я аж прапорщик, а вы — говно.

Заставил он меня полы на первом этаже мыть. В общем дело не хитрое, при сноровке за двадцать минут управиться можно. Да как только я этаж домываю, он берёт подошву сапог своих извёсткой мажет и по мокрому полу ходит (как назло там что-то подбеливали, и извёстка в его конуре стояла). А вот уже отмыть извёстку!.. Как не стягивай воду, но как высыхает, так пол в белых разводах. Короче, кто мыл — тот знает. Ну мне делать нечего, всё равно всю ночь мудохаться. Уже я этаж раза три промыл, смотрю Дед Дерябин в спортивном костюме на другом конце коридора за мной внимательно наблюдает. А мне с чего-то ну такой неудобняк стало, вроде как я чем-то постыдным занимаюсь. Пока расстояние было порядочным, я делал вид, что генерала не замечаю, а как домыл до него — ну что дальше притворяться, мы ж вроде знакомы. Поднимаю голову, вижу — генерал смотрит на меня и улыбается.

— Привет!

— Здравствуйте, Илья Иванович. Ой… Здравия желаю, товарищ генерал-майор!

— Ладно, ладно… Давай без титулов, я ж не в форме. За что это он так тебя?

— Да вроде как обозвал я его. Случайно, хоть и нехорошо, за глаза получилось — трубка на телефон не легла… Ладно, товарищ генерал, мне мыть надо…

— Да подожди, ты! У Рекса к утру упадёшь.

Тут у меня швабра из рук выпала и челюсть отвисла:

— Как вы сказали, у Рекса? Я именно так его и назвал.

— Да так все его называют. Вообще-то я стараюсь жить незаметно, но уж героев Факультета знаю, тут, как говорится, кто мало говорит — тот много слышит. Давай, пойдём ко мне чай пить, а то вот я старый стал — бессонница мучает, а до всяких снотворных-седативных не хочу привыкать. Честно сказать, я в дела Факультета ещё ни разу не вмешивался, но попробую тебя на пару часов освободить — и генерал пошёл в стекляшку дежурного.

Через минуту я сидел в генеральской комнатушке — в точно такой же, в какой жил сам, только я ещё делил её с тремя подобными организмами. Конечно, обстановка у Дерябина отличалась от нашей — книжные полки до потолка, вешалка какого-то диковинного дерева, дубовый стол, небольшой сервант с набором красивой посуды. Там же стояла и обычная курсантская кровать со стандартным постельным комплектом и даже заправленная абсолютно по-курсантски, кирпичиком. Тот факт, что начальник ВПХ оказался знаком до таких мелочей с нашим бытом, меня удивил. Пока генерал хлопотал с электроплиткой, я решал головоломку — толи в русской армии способ заправки кроватей не меняется никогда, и тогда генерал научился ему, ещё будучи рядовым, толи кто-то его научил уже на Факультете. Так этот вопрос и остался невыясненным.

Генерал похвастался своими заварочными чайниками. По его словам, это лучшие в мире чайники. Для зелёного чая — китайские, из сычуанского фарфора с плетёной ручкой сверху, а для чёрного — индийские из стерлинга (сплава серебра с никелем) и эбонитовой ручкой сбоку. Чайники оказались подарками учеников-азиатов с 5-го «импортного» факультета. Генерал заварил какого-то экзотически-ароматного чая, разлил по чашкам, в каждую бухнул по доброй ложке коньяку (самого обычного «Самтреста» три звезды). Себе взял кусок сахара, но в чай не положил, а положил в чайную ложку, залил вонючей валерианкой и морщась отправил в рот.

Почему-то мне стало абсолютно ясным душевное состояние этого деда — на предсознательном уровне пронеслись подобострастные лица молодых хирургов, шепотки умудрённых коллег за его спиной с немыми вопросами — «а не пора ли, генерал, на покой; уйди — нам свежий старт нужен», и его собственная чудовищная тоска и одиночество, сродное тому, что называют «одиночеством в толпе». Генерал с полчаса пытался создавать видимость диалога, якобы интересуясь нашей учёбой, но было видно, что это дань вежливости — то, что надо ему, как профессору академии, он прекрасно знает и без моих комментариев. Затем дед пустился в воспоминания. Рассказывал много и интересно — жаль сразу не записал, а сейчас, через четверть века, разве упомнишь!

Но одна вещь мне врезалась в память намертво. Далеко за полночь дед Дерябин наконец подустал, и я понял, что пора идти домывать пол или, если Рекс изменил свое решение после генеральского визита, спать. Я поблагодарил генерала и встал из-за стола. Генерал тоже встал и задумчиво посмотрел на настенный календарь:

— Подожди минуту. Слушай, ты можешь мне сделать маленькое дело?

— Ну, постараюсь. Только мне в город выход не скоро — я «залётчик», нарядов полно ещё, — отвечаю извиняющимся тоном.

— Да не надо никуда выходить. Дел-то, через Боткинскую перейти! Я бы не просил, да завтра учёный совет аж на пять вечера назначили — скорее всего опять допоздна затянут. Своих же просить не охота — опять судачить начнут… И ведь ничёго по сути не надо! Надо проторчать с шести до девяти перед кафедрой и дождаться прихода странного человека с ведром цветов. Быть снаружи, в здание не заходить. Ну а вечером ко мне сюда прийти и описать, что видел. Да не бойся ты, не шпионаж это. Если он завтра придёт — ты не ошибёшься, сразу его узнаешь! Так, задание понятно? Тогда после девяти жду с докладом, а в награду я тебе расскажу одну интересную историю. Ну всё. Спокойной ночи!