Феечка - Наталия Терентьева

Неожиданно Ульяна подняла руку и встала, даже не дожидаясь, пока на нее обратят внимание. Монахов ей благожелательно кивнул. Ульяна громким, звучным голосом, не подходя к микрофону, у которого уже выстроилась небольшая очередь, спросила:

– Скажите, если бы вы могли вернуть страну в какую-то определенную точку и все начать сначала, то какой год вы бы выбрали?

Я видела, как Андреев что-то быстро сказал Монахову, тот обернулся и протянул товарищу свой микрофон, тяжелый, старый, металлический проводной микрофон, такой уже нигде и не увидишь, кроме нашего гуманитарного корпуса, наверное. Да еще где-нибудь в сельском клубе.

Андреев, поигрывая микрофоном и отводя в сторону его провод, улыбаясь, подошел к краю сцены и начал говорить, обращаясь прямо к Ульяне. Та села на свое место и стала спокойно и внимательно его слушать. А я, поскольку сидела прямо рядом с ней, почувствовала, что начала краснеть, потому что у меня было ощущение, что он говорил это и мне. Или только мне… Трудно было понять, на кого именно он смотрит. На высокую темноволосую Ульяну, стройную, красивую, или на меня? Или еще на кого-то рядом, кто пришел просто так? У нас на факультете много красавиц, так подобралось, к нам поступали девочки, которые ничего про себя не знают, кроме того, что они красивые и хотели бы заниматься культурой… Или не заниматься… быть в кадре… на обложке журнала… вести какие-нибудь передачи… или заведовать чем-нибудь культурным… всегда быть красиво одетыми… открывать выставки… представлять где-то нашу страну… Это не про нас с Ульяной, конечно. Точнее так – не про меня и не про Ульяну.

Но и на фоне этих красавиц я выделяюсь, я знаю это. Тем хотя бы, что у меня есть ум и цель в жизни.

Я стала вслушиваться в то, что говорит Андреев, хотя мне очень мешало то, что он обращался как будто ко мне лично. Вот сказал бы он сейчас: «А хотите, мы с вами прогуляемся по набережной Москвы-реки? Или в Ботаническом саду МГУ? Покажите мне всё вокруг… Воробьевы горы… Или я вам их покажу… Я ведь старше… Я много раз здесь бывал, не с девушками, нет… Снимал в разное время года… Вы же знаете меня, какой я неспокойный… Мне все интересно». И я бы, конечно, не задумываясь, пошла с ним. И на набережную, и в Ботанический сад, и куда угодно… Пошла бы в его простой дом…

Дом я видела на фотографии в Сети. Двухэтажный деревянный дом, обычно такие ставят на садовых участках для летней жизни. А он живет в нем круглый год. С собакой, двумя котами. Раньше жил с женой и дочкой. Теперь – один.

И я пошла бы в этот деревянный дом с ним и осталась бы там жить. Я не знаю, какие там есть удобства, красиво ли и уютно внутри. Какая разница? Если там живет он. Трудно себе представить человека в быту, если видишь его только в официальной обстановке. Но ведь он – человек. Он завтракает, обедает… Что-то любит, что-то нет… Бреется, чистит зубы… От мысли, что все могло бы быть у нас общее, мне становится радостно и тревожно одновременно.

Я стала думать о том, как он живет. И пропустила какой-то момент, студенты засмеялись, довольный Андреев аж раскраснелся. Что-то, видимо, такое сказал, что все оценили. Ульяна обернулась ко мне: «Хорошо, что мы пошли, правда? – прошептала она. – Он – лучший…» Даже самая умная девушка глупеет в присутствии того, кто ей нравится… Да, я не ошиблась. Он ей нравится. Я бы предпочла этого не знать. И как нам теперь с ней общаться?

– Так что… – закончил Андреев свою блестящую речь, которая вызвала такую реакцию у студентов, – все мы с вами не винтики, а крупинки пороха, которые однажды могут вспыхнуть и взорваться.

Высокий студент с гладко зачесанными светлыми волосами лениво поднял руку и неожиданно получил микрофон от девушек, которые минуту назад дрались за то, чтобы задать вопрос.

– Статья 29 УК РФ, – так же лениво, как он двигался, заметил студент. – Призыв к свержению существующего строя. Вы ведь предлагаете студентам МГУ организовываться в ячейки, чтобы свергнуть существующий строй? Верно?

– Нет, – спокойно ответил Андреев, слегка посмеиваясь. – Я предлагаю студентам МГУ не тухнуть, обкуриваясь или бессмысленно проводя все свободное время в торговых центрах, а ценить свою единственную жизнь и заниматься саморазвитием. А уж куда вы разовьетесь, это ваше дело.

– Нет, – тоже усмехнувшись, ответил студент, не обращая внимания на то, что кто-то следующий тянул руки к микрофону. – Вы только что сказали, что единственный способ исправить ситуацию с экономикой, политикой, образованием, здравоохранением и культурой – это изменить существующий строй.

– Так я же не сказал – «свергнуть», я сказал – «изменить»! – засмеялся Андреев. – Вы записали? Проверьте? Я знаю, что я говорю.

– Потому что постоянно призываете к этому! – буркнул студент и наконец отдал микрофон.

– Скажите, а правда, что вы пишете песни и поете их на концертах? – спросила неожиданно следующая студентка, с пышными волосами до плеч, зачем-то выкрашенными в ярко-красный цвет. Не представляю, как надо себя не любить, чтобы захотеть так поменяться.

Андреев пожал плечами и отдал микрофон Монахову.

– Вы не ответили! – крикнула студентка, пытаясь удержать микрофон в руках.

– Он поет? – с некоторой оторопью спросила я Ульяну.

Та кивнула, еще больше порозовев. Обычно бледная, с матовой кожей Ульяна сейчас сидела вся раскрасневшаяся. Я ненароком потрогала свои щеки. А я? Как сейчас выгляжу я? Как последняя дура? Или как самая последняя? Вот это да… Это же мой секрет и мой Андреев… При чем тут какая-то Ульяна… Она знает о нем то, чего не знаю я… Да и вообще… Относится к нему, как будто между ними уже есть какая-то связь… Я же вижу… Я ведь тоже могла бы так смело что-то его спросить… Но не спросила же…

Я немного подумала. Встала и стала пробираться к очереди к микрофону. Стоять в ней я не собиралась, тем более что там были одни мальчики, и они с удовольствием (некоторые) или же со вздохом уступали мне место, и я все проталкивалась и проталкивалась вперед. Только два последних мальчика – один явный вундеркинд, на вид лет тринадцать, но почему-то с обручальным кольцом, второй – довольно высокий, худой, с пухлыми, как будто вывернутыми наизнанку губами и глазами навыкате, встали плечом к плечу и загородили мне проход.

Андреев тем временем снова подошел к краю сцены.

– Вы призываете к победе коммунизма, а моего прапрадедушку репрессировали в тридцать седьмом! – выкрикнул «вундеркинд».

Монахов кивнул, Андреев тоже кивнул.

– Это не ответ! – стал заводиться вундеркинд.

Я рассмотрела его кольцо, на самом деле – обручальное, мне не показалось. Сколько же ему лет? Ни волосинки на румяном детском лице, глупые глаза, неровные, не доросшие до своего нормального размера зубы…

– Юноша, – улыбнулся Андреев, совсем не зло, а скорее даже сочувственно, – ответить можно лишь на вопрос. Сформулируйте вопрос, и я вам на него с удовольствием отвечу.

«Юноша»-вундеркинд недоуменно покрутил головой, а я слегка ткнула его пальцем в то место, где должны прощупываться ребра, если ты, конечно, не наел лишнего жира, женившись в двенадцать лет. Второй парень перехватил у него микрофон, откашлялся прямо в микрофон, так что девочки стали закрывать уши, и спросил: