Сценарий убийства - Д. У. Баффа

По росшим на улице высоким пальмам пробежал легкий утренний ветерок. Сумрак перешел в бледно-желтый рассвет, и с густой зеленой лужайки начали уползать ночные тени. Донесся аромат цветущих апельсиновых деревьев.

– Нет, в дом никто не вламывался. Не осталось никаких следов борьбы. Я единственный, кого они подозревают. Просто потому, что я единственный мужчина, находившийся в доме. – Замявшись, словно преодолевая что-то в себе, Стэнли Рот продолжал: – Думаю, вам следует знать еще одно. Случилось так, что в разговоре с ней я прибег к одному аргументу… Плохому аргументу. Один раз. Я потерял самообладание и, более того… – Рот мрачно посмотрел на меня. – Я ударил ее, ударил очень сильно. Но чертова правда в следующем: я ее не убивал. – Подняв голову, он взглянул прямо мне в лицо, словно хотел показать, что не отступит от слов, которые сейчас произнесет. – Стоило убить ее за то, что она сделала. Бывали моменты, когда я хотел этого. Но не сделал. Клянусь, нет.

Стэнли Рот встал, одним рывком отодвинувшись от стола. В его глазах появилось воинственное выражение. Он словно ждал, что я скажу: «Вы ударили женщину, и этому поступку нет оправдания».

Он покрутил головой, уставившись в пол, а затем двинулся к открытой створке прозрачной раздвижной двери. Ее ячейки напоминали киноленту и точно так же разбивали видимый мир на отдельные изображения, почти неотличимые друг от друга.

Где-то недалеко завел свой агрегат газонокосильщик. Затем со всех сторон послышались шипящие пульсирующие звуки поливочных автоматов, и вверх веером полетели брызги, повторяя цикл снова и снова.

– Мне пятьдесят три. Я был женат дважды. В первый раз – очень много лет назад. Тогда я был ребенком, не более того. Мне пятьдесят три. – Он повторил так, словно эти слова казались ему печатью Каина, а не простой констатацией собственной бренности: – Пятьдесят три года. И у меня никогда не было ребенка. Я хотел иметь ребенка. И мы не раз обсуждали этот вопрос. Говорили еще до нашей женитьбы. В этом состояла причина – по крайней мере одна из причин того, что я женился: я хотел ребенка и думал, что она хочет того же.

Глубоко задумавшись, он замолчал. Комнату наполнял лишь звук разбрызгивателей, поливавших газон, и стрекот газонокосилки.

Наконец Рот произнес:

– Первый раз я узнал о ее беременности, когда обнаружил, что Мэри Маргарет сделала аборт. Она не сочла нужным сообщить мне об этом. Я совершенно случайно обнаружил присланный из больницы счет. Вот так я узнал об убийстве нашего ребенка: получив счет из клиники! – Он стоял со скрещенными на груди руками, скривившись в циничной гримасе. – Знаете, что она сказала? Что можно взять приемного ребенка. Приемного! Ребенок был для нее реквизитом! Не важно, чей он и откуда взялся. Не важно, кто его отец. Но для меня это, черт возьми, имело значение! Сделав аборт, она посмела говорить об усыновлении! Вот ведь до чего дошло – она не захотела носить ребенка. Не хотела быть беременной, потому что считала, это повредит ее карьере. Ее карьере! – Тихо, с нескрываемым презрением, он проговорил: – Ей заботила только слава.

Рот неожиданно заглянул в мои глаза – словно хотел убедиться, что я полностью готов выслушать то, что он собирается сказать.

– Дело даже не в том, что она сделала, и не в том, что сказала. Дело было в отношении. «Я тебя поимела, и я сделаю все, что мне, черт побери, захочется». Не знаю, что произошло. Знаю, ходили слухи, это правда. Правда… Пусть я не хотел ее бить, но это на самом деле случилось. Я ее ударил. Ударил сильно… Меня самого удивило, как сильно… Удар пришелся в лицо. Думаю, она успела заметить мое движение. Наверное, отпрянула назад – в ином случае последствия были бы серьезнее. Я мог что-нибудь ей сломать… А так она отделалась заплывшим глазом, не более. Я не собирался бить жену, но, сделав это, не раскаивался. Нет… Я был рад, что ударил ее. Это казалось вполне справедливым поступком.

Зазвонил телефон. Рот, сделав два быстрых шага к столу, схватил трубку. Он молча держал трубку возле уха, не говоря ни слова.

В то время как Рот внимательно слушал, я думал о том, что сам услышал минуту назад. Он мог скрыть, что ударил жену, и тем более умолчать о причинах. Возможно, Рот желал подчеркнуть, что, став его адвокатом, я буду знать о нем все? Или хотел показать, что будет со мной совершенно откровенен?

Внезапно выражение его лица переменилось. Он заметно напрягся, взгляд сосредоточился на мне. Через секунду Стэнли Рот отвел глаза и произнес в трубку:

– Ладно, пропусти их. Только не сюда. Пусть идут в главное здание. Когда прибудут на место, скажи, что я на съемочной площадке и что ты меня уже вызвал. Я закончу через десять минут.

Он опустился за стол, не выпуская из руки телефонной трубки. Потом поднял на меня взгляд, в котором читался вопрос.

– Полиция уже здесь. У них ордер на мой арест. Нам осталось несколько минут. Вы возьметесь за мое дело?

Вряд ли у меня был другой выход. Стэнли Рота мог защищать другой адвокат, и, вполне возможно, с ним произошло бы то же, что случилось со мной. А вот что стало бы со Стэнли Ротом?.. Впрочем, я не знаю, повлияло ли что-то на его судьбу…

Как ни стыдно в этом признаться, но я решился его защищать еще в ту самую ночь, когда Рот позвонил. Возможно, в каком-то смысле это случилось много раньше – когда я впервые увидел на экране Мэри Маргарет Флендерс, когда начал воспринимать на слух имя Стэнли Рота. Он был знаменитостью, а это в Америке всегда считалось важнейшим обстоятельством. Более существенным, чем состояние или политика. Иногда – главнее жизни.

Мне хотелось понять, что значит быть знаменитостью вроде Стэнли Рота. Наконец, я хотел знать, как Мэриан Уолш стала той, кем стала. Или, скорее, как она стала той, кем казалась. А еще – как она умудрилась избежать собственной смерти? Да, возможно, Мэриан Уолш и погребена на кладбище Форест-Лон, но Мэри Маргарет Флендерс продолжала жить на экране. Она разговаривала, танцевала, смеялась, плакала и занималась любовью.

Да, я принял решение, но все еще не решался объявить его Роту.

– Снимая картину, вы наверняка полностью контролируете процесс съемок. Так же и я. Занимаясь защитой клиента, я сам решаю, что и когда делать.

– Делайте все, что нужно. Все принимается. Но вам следует усвоить одно: обвинив меня в убийстве жены, они постараются доказать это любой ценой. – Рот дернул головой. – Я не стану ничего признавать. Я не пойду ни на какие сделки. Пусть лучше меня осудят.

Я кивнул в знак согласия, и Рот снова взял телефонную трубку. Он говорил тихо, не торопясь и таким голосом, каким привык разговаривать по личной линии.

– Антонелли согласен. Все, что он захочет… Все, что попросит… Дела, записи. – Рот замолчал, и его лицо приняло озабоченное выражение. – Составь список: Мэри Маргарет, друзья и прочие… Все, что может ему понадобиться. – Он опять сделал паузу, но ничего не добавил. – Сейчас идем.

Несмотря на заключенное между нами соглашение, он принялся давать указания, как только мы вышли из бунгало и двинулись в сторону главного здания. Приказы оказались облечены в форму предположений, однако делались тоном человека, привыкшего, чтобы последнее слово оставалось за ним.