Оппоненты Европы - Чингиз Абдуллаев

– Вам не предлагали работать в банке? – спросила она.

– Нет, – ответил он, – никогда не предлагали. Иначе я бы стал обращать внимание и на кредитоспособность самих банкиров.

– С вами было бы очень интересно дружить, – призналась Мадлен.

Он задумался. Затем неожиданно спросил:

– Вы говорили, что знаете русский язык?

– Да, но не очень хорошо.

– У русских гусар была традиция, – вспомнил Дронго, – чтобы стать настоящими друзьями, они должны были выпить на брудершафт. После чего становились друзьями на всю жизнь.

– Я вас не поняла. Как это?

– Перекрещиваете руки и пьете, чтобы потом расцеловаться и стать друзьями, – вспомнил Дронго.

– Кофе подойдет?

– Боюсь, что нет.

Он повернулся и заказал у бармена две рюмки коньяка. Когда им принесли коньяк, он протянул одну рюмку Мадлен.

– Я не очень люблю коньяк, – призналась она.

– Это чисто символически, – пояснил Дронго, – давайте перекрестим руки и чокнемся.

Они так и сделали. Оба пригубили свои рюмки. Затем отставили их в стороны.

– Что теперь? – спросила Мадлен.

– Нужно трижды поцеловаться, – предложил он, – и стать друзьями на всю жизнь.

– Надеюсь, что не в губы, – прошептала она.

– Только в щеку, – пробормотал он.

Они сблизились. Она повернула голову налево, он направо. И их губы соприкоснулись. Оба искренне собирались завершить ритуал дружескими поцелуями. Но все получилось иначе, их словно подтолкнули друг к другу. Поцелуй получился слишком долгим для брудершафта. И довольно интимным для бара вагона-ресторана. Мимо них проходили тактичные европейцы, которые не смотрели в их сторону.

И в этот момент раздался чей-то женский крик. Затем другой. Еще несколько громких мужских голосов.

– Кажется, нас вовремя остановили, – пробормотала Мадлен, отстраняясь от него.

– Что-то случилось, – сказал он, оглядываясь на другой вагон, откуда слышались крики.

– Надеюсь, что теперь мы останемся друзьями, – сказала она.

– Убежден, – кивнул Дронго, – но давайте посмотрим, что там произошло. Только держитесь за мной. А еще лучше – оставайтесь здесь, и я сам все проверю.

– Я пойду с вами, – решительно произнесла она.

– Пойдемте, – согласился Дронго.

Они прошли в соседний вагон. Оказалось, что крики доносились из третьего вагона. Вагона первого класса, в котором они ехали. Там уже толкались люди. Туда подошел проводник. Все стояли растерянные, не понимая, что именно происходит. В первом ряду сидела полная женщина, которой было плохо. Ей давали воду, какие-то таблетки, пытались успокоить ее. Стоявший рядом мужчина, очевидно врач, пытался каким-то образом помочь ей. Лицо у женщины было в крупных красных пятнах, вероятно, она была гипертоником.

Больше всего людей толпилось у туалета. Дронго увидел, как сквозь толпу протискиваются журналисты Морзоне и Хмайн, которые не скрывали своего любопытства. У обоих в руках были телефоны. Очевидно, Морзоне имел не один телефон, а несколько, как раз для подобных случаев.

– Пропустите, – кричал он на нескольких европейских языках, – пропустите полицию.

– Вот какой тип, – покачала головой Мадлен, – даже здесь он лжет, пытаясь что-то сфотографировать. Как вы думаете, что там произошло?

– Не знаю. Но пробиться туда просто невозможно. – Дронго обернулся к женщине, сидевшей в первом ряду и задыхавшейся от увиденного. Было понятно, что она перенервничала.

– Что? – спросил Дронго. – Что вы там увидели?

Женщина пробормотала что-то по-французски. Он обернулся к Мадлен, стоявшей рядом:

– Что она говорит?

– Говорит, что увидела убитого, который свалился прямо на нее, – перевела Мадлен.

– Там был убитый? – переспросил Дронго.

Госпожа Броучек перевела его вопрос.

– Да, – подтвердила несчастная.

– Как она узнала, что он убит? – задал Дронго еще один вопрос.

– Увидела его лицо и кровь на рубашке, – перевела Мадлен.

Стоявший рядом врач что-то недовольно сказал. Но Мадлен сразу ему ответила. Врач замолчал, наклоняясь к свидетельнице.

– Он недоволен, что вы допрашиваете женщину, которая находится в таком тяжелом состоянии, – пояснила госпожа Броучек, – но я объяснила ему, что вы известный сыщик и можете помочь в расследовании этого преступления.

– Нужно остановить поезд, – крикнул кто-то из толпы, – прямо сейчас.

– Правильно, – закричали другие, – остановите поезд. Проводник, остановите поезд.

– Что они кричат? – спросил Дронго.

– Хотят остановить поезд, – пояснила Мадлен.

– Ни в коем случае, – сразу сказал Дронго, – нельзя останавливать поезд. Ведь если там убитый, то его убийца может быть рядом с нами. А если мы остановим поезд, он сможет сбежать. Скажите об этом громко по-французски, чтобы вас поняли.

Мадлен громко повторила его слова. Все испуганно замерли. Затем люди стали осторожно отодвигаться друг от друга. Все неожиданно осознали, что убийца может находиться в этом поезде, рядом с ними. Воспользовавшись общей растерянностью, Дронго протиснулся к журналистам, которые снимали лежавшего на полу убитого мужчину. Дронго наклонился к убитому. Сомнений не оставалось. Это был тот самый мужчина, который разговаривал с еврокомиссаром Гиттенсом на втором уровне вагона первого класса. Его убили двумя выстрелами в грудь. Дронго обернулся. За его спиной стоял сам Гиттенс. Он мрачно смотрел на убитого. И что-то спросил по-французски.

– Я вас не понял, – ответил Дронго.

– Что с ним случилось? – перешел на английский еврокомиссар.

– Его убили, – пояснил Дронго, – и думаю, что убийца все еще находится в нашем поезде.

Он произнес эти слова негромко, чтобы его услышал только Гиттенс. Но его услышали Морзоне и Хмайн.

– Убийца еще в поезде, – громко крикнул сначала по-французски, а затем по-английски Морзоне, – убийца где-то рядом с нами, господа.

И вот тогда началась самая настоящая паника. Люди бросились бежать, опрокидывая сумки и чемоданы, толкая друг друга. Были слышны женские крики, детский плач, тяжелое дыхание мужчин. Дронго покачал головой.

– Замолчите, – резко приказал он журналисту, – не устраивайте панику в поезде.

Но было уже поздно. Кто-то дернул стоп-кран, и поезд резко затормозил. Люди начали валиться друг на друга, и общая неразбериха еще более усилилась.

Дронго с трудом устоял на ногах. Обернулся к еврокомиссару, который стоял рядом, держась за поручни.