Европолис - Жан Барт

он был всегда под рукой, если этого потребуют дела канцелярии. Дядюшка гордился своей племянницей и всюду брал ее с собой. Этот удивительно развитый ребенок приводил в восторг весь дипломатический мирок в Терапии. Морские офицеры, служившие на кораблях великих держав, сажали ее на колени во время прогулок на лодках по Босфору, которые устраивались в лунные ночи. Живая и смелая девочка без всякого стеснения проникала всюду, словно все ее предки испокон веков принадлежали к высшему обществу и жили в такой же роскоши, какая царила в посольских дворцах.

Во время торжественных приемов девочка пробиралась через залы дворца и с замирающим от восторга сердцем застывала перед мраморной лестницей, устланной мягкими, кроваво-красными турецкими коврами. Лакеи в ливреях, обшитых галунами, в коротких панталонах и длинных чулках с серебряными подвязками, в белых перчатках, безмолвные и неподвижные, казались статуями.

Инстинктивная тяга к роскоши и блеску заставляла ее иногда подниматься наверх. Притаившись за бархатными портьерами, она с волнением наблюдала в щелочку за роскошно одетыми гостями, которые двигались при ослепительном свете канделябров. Ее приводили в восторг декольтированные платья, веера из страусовых перьев, кружева, броши, браслеты, жемчужные ожерелья, все украшения, сиявшие драгоценными камнями, и цветы, цветы повсюду. Музыка, невнятный гул разговоров, насыщенный ароматами воздух — все это опьяняло ее, завораживало, словно фантасмагория волшебного сна.

Из Одессы приехала Наташа, племянница русского посла, девочка на два года младше Пенелопы. Милая пышечка, невысокого роста, толстощекая, курносенькая, в белокурых кудряшках с голубыми, словно эмалевыми, глазами. Между ними было всего два года разницы, но Наташа была еще шаловливым ребенком, а Пенелопа уже красивой, эффектной девушкой.

Серьезная и сдержанная, Пенелопа, когда ходила и разговаривала, подражала манере взрослых, представляя собой идеальную маленькую копию женщины. С поразительной легкостью она копировала жесты старших, разыгрывала гаммы на рояле и на слух схватывала правильное произношение любого языка, обладая, как истая левантинка, этим природным даром.

Мадемуазель Перрен, гувернантка Наташи, старая, весьма педантичная швейцарка, была просто в отчаянии, что не может сдержать и научить правилам поведения маленькую русскую дикарку, которая вела себя скорее как мальчишка, а не девочка, и все время ставила ей в пример умненькую и послушную Пенелопу, с легкостью усваивавшую все великосветские манеры.

Едва ощутимая тень ревности часто возникала между этими столь непохожими друг на друга девочками.

Чтобы исправить педагогическую нетактичность гувернантки, жена посла никогда не забывала о Пенелопе, когда что-нибудь покупала для Наташи. Таким образом обе девочки ходили почти одинаково одетые.

На все экскурсии и прогулки по Стамбулу Пенелопу обязательно брали с собой.

Семейство посланника всегда сопровождал непременный телохранитель, огромный арнаут с длинными, свисающими вниз седыми усами, в расшитой золотом безрукавке, носивший за поясом ятаган и два пистолета.

Целыми часами Пенелопа не сводила жадных глаз с драгоценностей и украшений, выставленных в лавочках старого стамбульского базара.

Многие считали, что маленькая сиротка принадлежит к семье посланника, а некоторые, видя, как она гордо и неприступно ведет себя, называли ее с мягкой иронией маленькой княжной.

Однако, словно гром среди ясного неба, разразился скандал, и это непредвиденное обстоятельство круто изменило течение ее жизни.

В один несчастливый день взбешенный посланник, сизо-багровый от ярости, после бурной сцены, которая была вызвана доносом, влепил переводчику пару таких оплеух, что закачались стены посольства великой России.

«Вон отсюда, подлец… Вот она, греческая верность!»

Через несколько дней впавший в немилость бывший переводчик упал, разбитый параличом, на мосту Кара-Кьой, который он переходил.

Девочка осталась совсем одна, без всякой помощи. Ее посадили на русский пароход, направлявшийся в дунайские порты.

Как-то утром доставленная бесплатно сирота высадилась на набережную Сулины, прижимая к носу батистовый платок, задыхаясь от запаха юфти и соленой рыбы, которым насквозь пропитался старый русский пароход.

Пенелопа приехала к своему единственному оставшемуся на свете родственнику, брату матери, капитану Леониду Иованидису, сухопарому, низкорослому старичку, носившему огромные черные очки. Он был лоцманом при Европейской дунайской комиссии, но болезнь глаз заставила его переменить профессию. Он поступил на службу в одно из морских агентств и занимался поставкой провизии на пароходы, пополнявшие запасы провианта в устье Дуная.

Благодаря разнице между ценами, по которым доставлялись продукты поставщиками, и ценами на базаре, каждый день что-то перепадало и Иованидису. Люди, видя, как он снует между пароходами на своей лодке, нагруженной овощами, и перетаскивает охапками редиску, в насмешку прозвали его капитаном Редискиным. А его племянницу, высокомерную и бледнолицую византийскую княжну, оказавшуюся в ссылке, мальчишки дразнили графиней Редискиной.

Пенелопе не исполнилось и семнадцати лет, когда дядя убедил девушку, что предназначение ее — выйти замуж.

Не имея ни состояния, ни семьи, на что она могла рассчитывать? Претенденты на ее руку не торопились. Нужно было полагаться только на счастливый случай. Стамати Марулис, лоцман первого класса при Дунайской комиссии, был человеком серьезным, уже в годах, но добрым, бережливым и без особых претензий. С таким супругом можно будет жить спокойно и обрести тихое счастье.

Так Пенелопа вышла замуж.

* * *

— Вы видели, какую жену взял себе Стамати?

— Вовсе она не для него!

— Такая шикарная женщина! Не по лоцманскому она рылу.

Так толковали люди в портовых кофейнях, а некоторые добавляли, ухмыляясь из-под усов:

— Это не та женщина, которую можно оставить дома одну…

Стамати же в силу своей профессии вечно был в отъезде.

Человек сдержанный и скромный, который всегда вел самый незаметный образ жизни, лоцман возле этой тонкой и вызывавшей всеобщее восхищение женщины ощущал тщеславную радость, тайную гордость, наслаждаясь счастьем обладания великой драгоценностью. С немым обожанием смотрел он на жену и дрожал от страха, как бы не потерять ее.

Все, что сумел скопить Стамати, уплыло в первый же месяц. Свадебные подарки, мебель, пианино — все было заказано в Галаце, все было выбрано самой Пенелопой.

А ей хотелось, чтобы дом был обставлен со вкусом.

По нескольку дней в неделю Стамати не бывал дома, проводя суда по Дунаю между Сулиной и Брэилой.

Рано утром он осторожно, чтобы не шуметь, отправлялся на пароход с чемоданчиком в руке и непременным дождевиком из просмоленной парусины, какие носили все лоцманы на всем земном шаре.

Как только пароход тяжело отваливал от причала, Стамати с высоты капитанского мостика бросал взгляд на берег: его дом выходил окнами прямо на Дунай. В первые дни он замечал, как в одном из распахнутых окон мелькает платок, провожавший пароход.

И потом, хотя он больше ничего не замечал, Стамати сохранил привычку оглядываться на окна, хотя они никогда уже не открывались.

Оставшись одна, покинутая всеми, Пенелопа часами просиживала