Провинциальная история - Карина Демина

— Куда-куда? — живо поинтересовался Анатоль, в глазах которого теперь был виден искренний интерес к делам управы.

— Туда, — мрачно ответил Ежи. — Куда ты и подумал… и не только стражу во главе с десятником, который в целом человек понимающий, но еще и сотника, и городского главу. Вздумалось ему инспекцию учинять. Слушай дальше… ага… затем, не желая унимать буйство, несмотря на уговоры старшего нашего сына, и влекомый безудержной похотью, прежде совершенно ему несвойственной, мой супруг обратился к непотребной женщине и позабыл про брачные обеты дважды и после еще один раз в особо извращенном виде.

— А это-то она откуда узнала? — Анатоль смахнул с ближайшего кресла пару забытых перчаток и устроился в нем. — Это ж Куркулева писала?

— Она самая. Слыхал?

— Кто ж не слыхал. Об этом загуле весь город три дня говорил.

— …после чего в одном исподнем выскочил на улицу и, забравшись на бочку, принялся матерно выражать сомнение в правильности нынешнего политического курса и вовсе мудрости Государя-Батюшки…

— Ага, знатно он обложил, и по матушке, и по батюшке… политику шьют? — Анатоль упавшую перчатку поднял, покрутил перед носом. — А женушка конфискации боится, вот и требует на воздействие проверку провести?

— Точно.

— И ты провел?

— Провел, — Ежи поморщился, поскольку от той проверки голова третий день болела, что с похмелья. И лучше бы, если бы и вправду с похмелья, но… пить в Канопене тоже не получалось, то ли из лени, то ли от понимания, что даже пьянка ничего-то не изменит.

Тот же Куркулев, оказавшийся мужчинкою махоньким и бледным, каким—то испуганным, причем не понятно было — боится он последствий собственного загула и перспективы пойти под суд по политической статье либо же своей супруги, дамы во всех отношениях выдающейся, пил по собственному признанию от безысходности.

— Понимаете, ваше бродие, — сказал он шепотом. — Оно ж тут… душа хочет! А тут все… одно… кажный день одно… отошнело!

Вот и Ежи отошнело, правда, в отличие от Куркулева, который уже сделал подарки нужным людям, а потому дело грозило уйти в архив, пусть и не Гильдийный, но какая разница, понимал, что спиртное лишь усугубит ситуацию.

— Это другое, — Анатоль дотянулся и бумагу вытащил, пробежался взглядом, хмыкнул, явно на тех местах, где говорилось, как несчастный Куркулев, утративши остатки ясного сознания, пытался оседлать козу, или иных подвигов, случившихся той злополучной ночью. — На сей раз ведьма настоящая.

Ежи приподнял бровь.

Он в Канопене отделением Гильдии девятый год руководит. Вот как прислали после университета «опыту поднабраться», так и сидит… набирается.

Чтоб их всех.

— Клянусь!

— Силой? — уточнил Ежи, но Анатоль покачал головой. Похоже, не настолько он был уверен в настоящести упомянутой ведьмы.

Ежи вздохнул.

— Мне кухарка рассказала, — теперь Анатоль смутился, явно осознав, что источник информации не то чтобы ненадежный, скорее уж обыкновенный для Канопеня, а потому вызывающий некоторые, вполне оправданные сомнения.

— Она сама на рынке встретилась. И описала… хорошо так описала.

— Как?

Не то чтобы Ежи было интересно, но… одни доносы были обработаны, вторых еще не собралось достаточной количество, чтобы за них браться. Даже растреклятый квартальный отчет готов был к отправке, а с ним прошение о переводе, очередное, которое явно останется без должного внимания, ибо других дураков ехать в Канопень нет.

Может, инвентаризацию затеять? Той же лаборатории. Пробирки там пересчитать, стеклышки. Хоть какое-то развлечение.

— Да… обыкновенно. Худая… — Анатоль загнул палец.

— Страшное преступление.

— Волосы короткие, стриженые.

— Просто болела?

— Черные. И одета не по-нашему…

Это уже было интересно.

— …в брюки.

Ежи приподнял бровь. Если он мог представить себе тощую девицу, которой из-за болезни остригли косы, то уж девицу в брюках.

— Глаз темный, а при ней зверь невиданный.

— Так уж и невиданный?

— Ну… не знаю. Я по описанию не понял, кто. Здоровый, лохматый и с хвостом.

— Очень подробно.

— Ежи!

— Что?

— А вдруг и вправду ведьма?

Ежи почесал подбородок, на котором пробивалась щетина, что в столице было совсем уж неприличным, но то в столице, куда ему вряд ли позволят вернуться, и сказал:

— Тогда будем считать, что нам повезло. Только… из Ковена не предупреждали, что пошлют кого-то. Да и не отпускают они обычно молодых без присмотра.

Ежи потянулся.

— Но написать напишу. На всякий случай.

Анатоль кивнул, соглашаясь, что это будет вполне разумным поступком. Конечно, может статься, что ведьма не из Ковена, однако… о диких ведьмах только слухи ходили и, Ежи давно полагал, что были эти слухи исключительно плодом буйной человеческой фантазии.

— А ты все-таки порасспроси кухарку, — неожиданно для себя сказал он. — Что ведьма делала, где остановилась…

…если получится узнать, то Ежи просто наведается к ней с визитом, там и станет понятно, ведьма это или очередная несчастная, которой не повезло уродиться непохожею на местных.

Если так, то тяжко ей придется.

Ведьме уже было тяжко.

Она попыталась было поднять корзину с рыбьими головами и требухой, но та оказалась, мало того, что вонюча до крайности, так еще и тяжела невероятно.

Бес заворчал.

И поглядел на человека, который держался рядышком, но попыток помочь не делал.

— Послушайте, уважаемый, — Стася понятия не имела, как здесь обращаются к людям. И, наверное, ошиблась, если человек дернулся и стиснул шапку, выставивши ее перед собой. — Вы не могли бы оказать любезность и отнести все это на кухню…

Сперва она хотела попросить занести все в дом, но… корзины и вправду тяжелые, самой ей не дотянуть. А мужичок выглядел пусть тощим, но крепким.

Он уставился на Стасю.

Моргнул.

И она моргнула.

— Туда, — она указала на парадную дверь, слегка покосившуюся, что было вполне нормально для дома, который не один десяток лет пребывал в запустении, но вполне роскошную. — А потом на кухню. Это недалеко.

И она решилась привести еще один аргумент:

— Я заплачу!

Мужичок горестно вздохнул и корзину подхватил, притом умудрившись взвалить на плечи мешок с мукой. На Стасю он старался не смотреть, но и не ворчал, не жаловался, как оно бывает, на тяжесть бытия. И корзины с мешками перетаскал весьма споро.