Караван счастливых историй - Роман Авдеев

Как только я появилась в его жизни, Сережа очень активно стал на все реагировать. У него желание сумасшедшее появилось вырваться из Дома ребенка. Когда мы во второй раз увиделись, я снова к нему приехала, он меня первым делом повел на улицу и к калитке. Всем своим видом показывал: «Все, пошли отсюда!» Но так быстро не получилось, мне сказали, что будут целый месяц делать ему медицинские документы. Я тогда не знала, что можно от этого отказаться, а потому была вынуждена улететь и ждать. Оставила Сереже альбом наших фотографий, он по ним познакомился с Димой, с Костей, с нашими собаками. Домой я привезла фотографии Сережи. Дима на них посмотрел и глазам не поверил: «Ты же сказала, что он почти здоров». И потом еще какое-то время никак не мог Сережку к нашей семье причислить, не упоминал его в разговорах. А вот Костя был готов заранее и очень Сережу ждал: «Ну, когда уже он приедет? Я ему буду бокс показывать. Буду плавать учить». Дима же осознал происходящее уже ближе к делу, когда сам увидел Сережу. Он подошел к нему, сел: «Ну, я папа, привет!» И Сережа сразу ответил: «Привет, папа!» «Мамой» и «папой» он нас сразу стал называть. У него ведь не было выбора. И очень изменился после первой же встречи. Логопед потом рассказывала, что, когда я улетела, а к другим детям пришли приемные родители, у Сережи началась истерика: «Где моя мама?» Они от Сережи такого просто не ожидали! Он раньше никак не проявлял своих эмоций, у меня даже один из первых вопросов был: «А он когда-нибудь смеется, как ребенок?» Сережа никогда не смеялся. Он улыбался, но это была очень странная улыбка, и он до сих пор очень серьезный. Может истерически закатываться, это бывает, но искреннего смеха нет. Он пока еще не отошел от прошлой жизни.

Сережа в Доме ребенка с самого рождения. Мать ушла в день родов и даже отказа не написала, ничего. При ней не было никаких документов, но она себя назвала, и врачи ее фамилию-имя-отчество со слов записали. Фамилию эту дали ребенку, а имя и отчество просто придумали. Мне сказали, как ее зовут, и я нашла эту женщину в соцсетях. В том регионе одна-единственная такая девушка. И если это она, то у Сережи есть брат с сестрой и еще бабушка. Они, судя по соцсетям, все вместе живут. В целом у Сережи все диагнозы стоят правильные, хотя их, конечно, немного приукрасили. Шестипальцевость давно успешно прооперирована. Порок сердца у него такой, который не надо оперировать, он сам по себе проходит с возрастом. Просто надо наблюдаться у кардиолога, и все. А вот с самым сложным и бросающимся в глаза – с руками – никакого диагноза толком ему не поставили. У Сережи руки развернуты в обратную сторону, и на рентгеновских снимках видно, что обе кости перекручены крестом. Мы пойдем с Сережей в ЦИТО, возможно, придется делать операцию – переламывать и заново сращивать, чтобы стало правильно. ЗПР у него, разумеется, есть, но за первые два месяца в семье произошел колоссальный прогресс. И Дима теперь стал спокойнее относиться, потому что он видит, как на глазах происходит чудо. Сережа говорит без устали. Фразовая речь началась примерно через 2–3 недели домашней жизни. Очень в этом плане помог Костя, он сработал как логопед. Хотя сам младше Сережи на два года, ему только три. Но он заставляет брата говорить постоянно – скажи то… скажи это… и Сережа повторяет. И в целом Костя у нас наставник. Они живут в одной комнате, спят на двухъярусной кровати: Костя на втором ярусе спит, а Сережа на первом. Но иногда утром я Сережу нахожу на втором. В общем, мальчики хорошо поладили. Сережа начал оттаивать, уже сам просит: «Обними, поцелуй». Я его глажу постоянно, а иногда он сам берет мою руку и начинает себя гладить. Такое удовольствие от этого получает, что передать словами невозможно. Залезет на колени, обнимет и может сидеть так практически бесконечно. В храм мы с ним вместе ходим, ему нравится, и там он тоже все время у меня на руках.

Отдельная история – это детдомовский запах. Первые дни Сережа так сильно пах детдомом, что Дима говорил «надо маску надевать». Сейчас этого уже практически нет. Если и появляется, то редко. Каждый день купаемся, массажи делаем с ароматным маслом. Глаза проверили, у него они недоразвиты, и череп недоразвит. В общем, много чего надо налаживать. Ходим в бассейн, и Сережа научился хоть как-то расслабляться – может теперь даже лежать в воде. А то был такой гипертонус, что ни одной мышцы разжать не получалось, как деревянный. Страха воды у нас теперь нет, хотя раньше стоило включить душ, и все, катастрофа. Он начинал орать, как дикий зверь. Дома в принципе всего боялся, особенно собак. Мы приехали, и в первый вечер я его вообще не снимала с рук. Он кричал, боялся даже ноги на пол опустить. Сейчас маленькой собаки он вообще уже не боится, даже гуляет с ней. А большую, если она близко к нему подойдет, просто обходит. Еще из особенностей – у нас обнаружился энурез. Врачи ничего не сказали, мы не подготовились, и Сережа по дороге домой описал весь самолет. Он до сих пор по ночам писается, но теперь мы уже поняли, что это болезнь – памперсы купили и собираемся на прием к неврологу. А в целом нормальный мальчик, никакой не «безнадежный», как нам в Доме ребенка говорили.

Адаптация у нас проходит очень тяжело. Ну, сами представьте: когда мы ехали из аэропорта, Сережа без конца удивлялся и говорил: «Оооо, машина, Оооо, оранжевая». Он в жизни не видел машины! Я видела тот транспорт, на котором их возили в Доме ребенка, – закрытая машина, как тюремная, он вообще ничего из нее не видел. Когда заказывали ему очки, шли по торговому центру, и нам по пути встретился мойщик на машине, которая моет пол. Сережа испугался ужасно, убежал. Были и другие проявления адаптации. Поначалу он везде лез, выключатели дергал непрерывно, включал-выключал, двери открывал-закрывал. Однажды захлопнул себя в детской комнате и дверь сломал – напугал и себя, и нас. Пришлось выламывать дверь.

Но самое страшное было в том, что первый месяц он нас просто не слышал. Можно было ласково говорить, можно было орать – он делал по-своему, и все. Пришли с ним в поликлинику, я его только опустила, и он бегом по кабинетам. Давай двери открывать, свет включать-выключать. Зашли к педиатру, он сию секунду залез в шкаф, где лежат все лекарства, а после этого опять свет включает-выключает. Я его схватила под мышку, зафиксировала, а он орет благим матом. Истерику выдал просто звериную. И еще в довершение всего обкакался. Во всех общественных местах примерно то же самое. В магазинах повсюду лезет, все с полок хватает. Нас в школе приемных родителей учили и готовили ко всему, но, несмотря на это, спустя три недели у нас с Димой случился нервный срыв. Стоим в шоке от очередных Сережиных проделок, и Дима как закричит. Хотя его вообще-то не пробить, он очень спокойный человек. Я говорю: «Дима, ты что делаешь?» А он: «Я не знаю, как на него воздействовать!» И вот мы сидели-сидели, а потом решили проще к таким вещам относиться, просто не реагировать на них. И действительно стало намного легче, да и Сережа сразу успокоился отчасти. Так мы прошли самый тяжелый этап. Но все равно поведенческие сложности остались – малышу 5 лет, он не слушается, орет, ведет себя ужасно. В одной такой ситуации, когда я ничего не могла с ним поделать, просто перестала реагировать – ушла в себя. И тут он ко мне подходит и кричит: «Мама, помоги мне!» И тут я понимаю, что он борется сам с собой, ему тяжело. Он плачет, и у меня разрывается сердце, я понимаю, что он многое делает назло, но не специально. Просто не может остановиться. И в результате у нас каждый день что-то новенькое. К бабушке его отвели, он убежал из дома, бабушка в тапочках через всю деревню за ним. Айпад ей разбил, пришлось нам новый покупать. После этого «визита» бабушку я свою не узнала, лица на ней не было.