Архимаг. Книга 1. Возвращение домой - Роберт Энтони Сальваторе

В этот момент двери зала с грохотом распахнулись, в помещение ворвались два рослых существа. Они походили на массивных мускулистых гуманоидов с собачьими головами, увенчанными козлиными рогами. Кроме того, у чудищ имелась вторая пара рук, оканчивающихся гигантскими клешнями, способными перекусить пополам дроу.

Следом за уродами в зал заседаний вползло существо, похожее на нагу, с телом змеи и обнаженным торсом прекрасной женщины, однако в каждой из шести рук «женщина» сжимала по топору или мечу весьма грозного вида.

Все верховные матери вздрогнули, некоторые даже вскочили на ноги, другие начали колдовать – все, за исключением самой Верховной Матери, Сос’Умпту и, разумеется, этой никчемной марионетки, Дартиир До’Урден.

Мез’Баррис быстро успокоилась, как следует разглядев демонов; это были два глабрезу, а в женщине она распознала марилит или айшапру – эти два вида могущественных демонов слишком сильно походили друг на друга, так что она не могла быть уверена.

– Они пришли сюда с благословения Ллос, – объяснила Сос’Умпту.

– Прошу прощения за вторжение, – заговорила демоница, и по ее голосу Мез’Баррис поняла, что перед нею действительно Марилит – самая крупная среди своих сородичей.

Затем Мез’Баррис вспомнила, что подобная внешность действительно была характерна для Марилит: ее левая грудь значительно превосходила размерами правую по каким-то символическим соображениям, недоступным пониманию дроу. Такие могущественные демоны при желании могли легко исправить любой физический недостаток. Мез’Баррис также поняла по тону и взгляду демоницы, что злобное и опасное существо не нуждалось в прощении и едва ли понимало смысл этого слова.

– Я услышала о заседании вашего Совета и захотела узнать, сколько моих старых знакомых осталось среди правящих верховных матерей, – продолжала Марилит. – Прошло больше ста лет… срок короткий, без сомнения, но мне совершенно нет дела до дроу, так что воспоминания о вас быстро испарились у меня из головы.

За дверями, в коридоре, разнеслось эхо какого-то скрипа, подобного чириканью гигантских птиц. В зал вошли новые странные существа, наполовину люди, наполовину стервятники – вроки, как их называли. Они имели угрожающий вид и ростом не уступали десятифутовым глабрезу. Их сопровождали двое взволнованных дроу часовых, чей ужас был вполне понятен.

– Но все равно приятно вернуться сюда, – заметила Марилит.

Она развернулась, описав огромную дугу, и уползла прочь, а гиганты глабрезу последовали за ней.

Когда дверь закрылась, верховные матери услышали крик темного эльфа, полный ужаса и страдания, и все поняли, что теперь среди стражей священного зала заседаний Правящего Совета стало одним воином меньше.

Что поделаешь, демоны – они и есть демоны.

Я никогда с такой четкостью не осознавал того факта, что мне не дано постичь того, чего я не знаю.

Я был совершенно ошеломлен, когда мое тело внезапно воспарило над землей на поле боя, посреди армии дворфов. Когда лучи света хлынули из кончиков моих пальцев, из ног, из груди, из глаз, я ни о чем не думал – я стал всего лишь пассивным проводником магии. И я был не менее остальных поражен видом лучей, которые устремились к небу и разогнали тучи, клубившиеся наверху и не пропускавшие на Серебристые Болота солнечный свет.

Когда неожиданная левитация закончилась, я рухнул на землю, друзья мои окружили меня, и я увидел на их лицах слезы радости. Дворфы и люди, хафлинги и эльфы – все, как один, упали на колени и вознесли молитвы Миликки, благодаря ее за то, что она прогнала тьму, окутывавшую Серебристые Болота, их дом, их страну.

Но дольше всех плакала от радости Кэтти-бри, Избранная Миликки, которая вернулась ко мне с благословения богини. Теперь, судя по всему, она нашла какое-то объяснение испытаниям, обрушившимся на нее и других моих друзей после возвращения в мир живых.

Кэтти-бри часто высказывала мнение, что ее поединок с Далией в пещере Предвечного в Гаунтлгриме был всего лишь сражением марионеток Миликки и Ллос, но, разумеется, она не могла быть в этом уверена. Однако после того как мое тело было столь драматическим образом использовано для победы над тьмой, Сумерками Паучьей Королевы, сомнений больше не оставалось. Кэтти-бри поверила в божественное вмешательство. Поверили все.

Тем не менее, несмотря на это, я по-прежнему не знаю, что произошло.

Меня это не убедило!

Я был орудием Миликки, так они говорят, и такой вывод напрашивается сам собой, потому что я не владею магией и уж точно не знаком с двеомером, который возник из моей смертной оболочки. Наверняка мной воспользовалась какая-то чужая сила, нечто инородное. Естественно, логично было бы приписать произошедшее воле Миликки.

Итак, если следовать этой логике, меня коснулась рука богини. Значит, присущий мне скептицизм и мое постоянное стремление найти всем явлениям и событиям прозаическое, «земное» объяснение мешают мне просто принять истину? Да, в тот момент я не ощутил никакого божественного вмешательства, но, с другой стороны, откуда мне знать, как чувствует себя тот, кого действительно благословила богиня?

В моем характере постоянно противоборствуют две склонности: с одной стороны, вечный агностицизм, а с другой – желание принять то, чего я не знаю и вряд ли смогу познать, а также твердая уверенность в том, что подобное знание или его отсутствие не имеют и не могут иметь под собой основы. Я пришел к Миликки потому, что желал дать имя тем убеждениям, которые жили в моем сердце. Когда я узнал о богине, о ее заветах и правилах, я как будто бы нашел мелодию, созвучную с «песнью» моих собственных убеждений и этики, моего собственного чувства общности с живыми существами и окружающей природой.

Мне казалось, что я нашел для себя идеальную религию.

Но на самом деле я никогда не различал эти два понятия: устремления моего сердца и нечто чужое, сверхъестественное, внешнее, как бы ни называть его – неким высшим уровнем существования или божеством.

Для меня Миликки стала именем, которое лучше всего подходило моей совести. Основы ее религии совпадали с моими собственными жизненными правилами. Я понял, что мои поиски окончены, что мне не нужно знать истину о существовании Миликки или ее месте в пантеоне, или даже об отношении этой единственной истинной богини – да и других богов и богинь, если уж на то пошло, – к смертным созданиям, населяющим Фаэрун, а точнее, к моей собственной жизни. Потому что мой выбор пришел изнутри, а не извне, и на самом деле это меня даже больше устраивало!

Когда я покинул Мензоберранзан, то понятия не имел о существовании некоей богини по имени Миликки, не слышал даже рассказов о ней. Я знал только о существовании Ллос, Демонической Королевы, и знал также, что мое сердце никогда не смирится с требованиями этого злобного создания. Я часто боялся, что, оставшись в Мензоберранзане, стану вторым Артемисом Энтрери; и у этих страхов есть основание. Я еще помню безнадежность и апатию, которую я вижу, точнее, видел когда-то в глазах этого человека. Но я уже очень давно отверг возможность того, что стану вести себя подобно ассасину, как бы ни было велико мое отчаяние.