Привилегия десанта - Владимир Осипенко

Нуждин, как и положено убитому, тихо лежит, накрытый плащ-палаткой. Разведчики вокруг все как один без головных уборов. Дрожащей рукой срываю плащ-палатку, Гриня моргает влажными глазами и шипит:

— С-с-с-суки…

Делаю вид, что это не ко мне. Нож, как и положено, торчит из грудины, правда не по рукоятку, а так, сантиметра на три-четыре. Да так плотно, что Гриня от земли оторвался, когда я этот нож выдёргивал. Он окончательно воскрес, когда медбрат не пожалел йоду, замазывая рану. Никогда бы не подумал, что боец умеет так красиво материться. После этого шишку на башке даже замазывать не стали.

Домашас от крика Нуждина стал наполняться кровью, а до того стоял белый, как смерть. Путая литовский с русским и удобряя всё интернациональным матом, Йозас резонно утверждал, что на груди должна была находиться дощечка. И я знаю, что должна. Все вопросительно посмотрели на Гриню. Его ответ был гениален:

— Сползла-а-а…

Солдат спит — служба идёт.

Военная мудрость

Разведчики — редкие гости в полку, поэтому в караул ходили не часто. Зато в основном в выходные да по праздникам, когда особый подбор и особая ответственность. В карауле с разведчиками проблем нет. Уставные обязанности знают назубок, проверяющих вычисляют на раз, по вводным действуют — залюбуешься. «Губари»[5]заранее «вешаются», когда узнают, что в караул заступает разведывательная рота. Перекрашивают помещение, вычищают и посыпают песочком туалет, по командам не бегают, а летают. Порядок идеальный. Всё работает, как швейцарский хронометр. Только спать всё равно хочется.

Кто выдумал, что начальник караула может отдыхать только днём? Днём-то как раз спать и не хочется. А вот ночью — хоть спички в глаза вставляй. Проверяю знание статей Устава караульной и гарнизонной службы и… просыпаясь, вижу, как хитро улыбается солдат. Он уже отбубнил статью и ждёт, когда я очередной раз проснусь. Всё. Больше не могу. Встаю из-за стола и ору:

— Нападение на караульное помещение!!!

Минуту-другую суматоха, прогоняющая сон, но вот оружие снова в пирамидах, а я снова хочу спать.

Решаю: пойду, пройдусь по постам.

— Разводящий, ко мне!

Единственный пост за КПП — это «Военторг». Шагаю по направлению к нему. Там всё в порядке. На посту рядовой Шадрин. Его офицеры за многочисленные вопросы и хитрые разглагольствования прозвали «Демократ». Только разреши ему обратиться! Вот и сейчас — следует четкий доклад, а затем:

— Разрешите обратиться?

Чувствую, Шадрина вовсе не сам вопрос интересует, а как я выкручусь. Хоть голова на морозе и свежем воздухе и проветрилась, но в 4 часа ночи я как-то не очень был расположен решать его шарады. Поэтому ткнул пальцем в сторону ближайшего здания и тихо сказал:

— Из подвала того здания сначала вспышка, потом звук выстрела…

Рассмотреть происходящее после можно было бы только в замедленной съёмке. Тулуп остался на месте, а Шадрин уже распластался в воздухе, досылая на лету патрон и вереща «Стрелять буду!!!» Если бы я промедлил с командой «отставить!» хотя бы долю секунды, туда бы точно ушла очередь. Этот балабол службу знает!

Рядом с «Военторгом» был наш дом, и мне очень хотелось зайти выпить чайку или просто посмотреть, всё ли в порядке. Однако я постеснялся разводящего и побрёл мимо своего окна в караульное помещение. В голову почему-то лезли разные анекдоты и приказы, где главным героем выступал именно начальник караула, не вовремя заглянувший с оружием домой. Я вовсе не предполагал, что в это самое время жена… задыхалась в комнате от угарного газа. Для неё, выросшей в квартире со всеми удобствами, печка была в диковинку, и обращаться с ней, естественно, она не умела. Закрыла задвижку, когда, как ей показалось, печка потухла, и легла спать. Между тем угарный газ тихо и неотвратимо делал своё дело. Чей-то крик за окном или какая-то другая непостижимая сила подтолкнула её и она встала открыть форточку, однако потеряла сознание и с грохотом свалилась на пол. Соседи, милые и внимательные люди, слава Богу, услышали. Настежь окно, двери, задвижку… Водичка, лимончик, чай, примочки, «Скорая»… Всё по полной схеме. Обошлось…

А я в это время «героически тащил караульную службу», выдумывая мифические нападения на посты и караульное помещение, а главное, вел неравный бой со сном.

Короля делает свита.

Я слышал про кадрированные дивизии, но увидел воочию, только попав в такое формирование. В комнатке, больше похожей на конуру, сидел капитан, самолично заполняющий бланк расписания занятий — это было первым шоком. Расхристанный солдат, разговаривающий с офицером на «ты» — вторым. Огромные, ухоженные, но совершенно пустые казармы — третьим. Зато в громадной офицерской столовой было настоящее столпотворение. Обеденного перерыва хватало только на преодоление огромной очереди к кассе. Такие удивления-шоки я испытал еще не раз.

Батальон майора Рябова вместе с моим разведвзводом прибыл в Вильнюсский гарнизон для участия в торжественных мероприятиях по случаю 60-летия компартии Литвы. Разные рода войск вносят в зал торжественного собрания знамёна и всё такое. Дело политическое, но нехитрое. Через пару тренировок даже скучное. Поэтому командование дивизии обратилось с просьбой провести для офицеров показательные занятия. Рябов должен был показать, как проводится строевой смотр, а мне доверили занятия по физической подготовке. Новое наставление по физподготовке, подход, отход, фиксация…

Огромный спортзал и 14 человек личного состава из моего взвода. В таком зале и батальону тесно бы не было. Два комара в трёхлитровой банке… Расставили снаряды. Подошёл один боец, другой, сделали подъем переворотом, встали в строй… Не то! Но местный начфиз[6]убеждал:

— Здорово, именно это и надо показать.

— Постелите, — говорю, — у дальней стенки ковёр, покажем раздел «Боевое самбо».

— У нас его нет, — отвечает.

— У вас вообще программа, как для беременных женщин на сохранении. Нам стыдно такое показывать!

Постелил. Я составил программу — и завертелось…

В час показа в зал набилось столько офицеров, что свободными остались маленькие пятачки перед снарядами и ковёр. Такой аудитории я не ожидал. Бойцы — тем более. Атмосфера благожелательная. Удивлённый гул вызывали просто передвижения от снаряда к снаряду. А выполнение упражнений нередко взрывалось аплодисментами. Мы начинали себя чувствовать эдакими заморскими артистами. Когда перешли на ковёр, в зале как будто высосали воздух. Тишина гробовая. Только удары, крики разведчиков и шлепки об ковёр.