Развод. Ты предал нашу семью - Арина Арская

глаза, как у испуганной Лани. Белая кожа, острый носик, темные и густые волосы до плеч.

И ожидала она в углу кафешечки только Глеба, и была дезориентирована тем, что за ним в двери вошла я.

И она меня сразу узнала. Я не зря пропустила Глеба вперед на несколько шагов. Меня бы можно было принять как за еще одну посетительницу кафе, однако Наденька сразу побледнела, увидев меня.

То есть в представлении Глеба я не нуждалась. Эта миленькая девочка с глазами, как у трепетной лани, была осведомлена обо мне.

— Здрасьте… — пищит бледная Наденька.

Глеб, как истинный джентльмен, помогает мне снять плащ. И этот жест, что у меня и что у него, уже вошел в привычку за столько лет, поэтому я не сопротивляюсь.

Наденька с круглыми глазами наблюдает за нами.

Глеб накидывает мой плащ на крючок вешалки, что стоит рядом со столиком, а после отодвигает стул, чтобы я села.

Это тоже наша общая привычка.

Наденька прячет руки под стол, а я от Глеба не улавливлаю волнения при встречи со своей ланью.

Я поднимаю руку, подзывая официанта. К столику в уютном кафе на тихой улице среди старых домов подбегает молодая девчушка.

— Мне, пожалуйста, салат Цезарь, и чашечку эспрессо.

— А Вам? — переводит взгляд на Глеба, который отрицательно качает головой

Однажды шестилетний Арс умудрился упасть с горки и сломать ногу. И тогда я тоже поймала такое же состояние, как и сейчас перед милой Наденькой.

Мои эмоции ушли под холодные стальные пластины.

— Глеб Иванович…

Поднимаю взгляд и откладываю меню в сторону. У Глеба рожа — злой кирпич с глазами, что вот-вот вспыхнут черным огнем.

— Да, моя жена в курсе твоего, — делает паузу и хмыкает, — интересного положения.

— Что?

Наденька, кажется, сейчас грохнется в обморок.

— Она красивая, — говорю я Глебу, в ответ медленно выдыхает и откидывается на спинку стула.

— Вы… — шепчет Наденька.

— Что? — уточняю я с вежливой улыбкой.

— Я не отдам вам своего малыша…

Брови Глеба ползут на лоб. Рожа-кирпич теперь выражает недоумение и усталость.

— Зачем мне твой малыш, — смеюсь я, — если у меня дома трое своих? Чтобы что?

— Я не знаю.

— Глеб Иванович предлагал тебе такой вариант решения проблемы? — вопросительно приподнимаю бровь.

— Для того решения, которое бы меня устроило, — сухо отвечает Глеб, глядя на Наденьку отстраненно, — время истекло, да?

— Это ваш ребенок, — шепчет она в ответ, жалобно всхлипнув. — Как вы можете такое говорить?

Глеб переводит на меня взгляд, в котором я я не могу распознать конкретных эмоций. Там и раздражение, злость и желание перевернуть стол.

Между ними не было романа. Он не лгал.

— Моих детей я ждал, Надежда. Планировал, — цедит он сквозь зубы, — каждого из них.

— Почему ты появилась со своей замечательной новостью так поздно? — спрашиваю я.

— Я боялась, — смотрит на меня и опять всхлипывает. Я влюбилась в Глеба Ивановича, и он тоже…

— Не смей лгать моей жене, — рычит Глеб. — Не закапывай себя еще глубже, Надежда.

Наденька отворачивается, пускает слезу и закусывает губы, а передо мной официантка ставит маленькую чашечку с черным кофе и стакан воды.

— Глеб Иванович говорит, что ваша связь была одноразовой в пьяном угаре на корпоративе, — подхватываю чашечку и делаю глоток.

Густая горечь немного перебивает нозящую тошноту, которая не хочет меня отпускать.

— Это так? — уточняю я.

— Будто это что-то изменит, — Наденька смотрит на меня злым взглядом.

— Хорошее замечание, — киваю я. — Но мне, как официальной жене, надо понять, что происходит, и какие у тебя планы на моего мужа.

— Он отец моего ребенка.

— Очень размытый ответ. Или ты ждешь, что я со своими тремя детьми отойду в сторонку, чтобы не мешать твоему материнскому счастью? Так?

Молчит и губы поджимает.

— Как ты себе это представляешь? — делаю глоток. — Мои дети исчезнут, испарятся, когда ты родишь? Или ты просто хочешь сесть на полное обеспечение, взяв Глеба Ивановича за яйца угрозами, что о твоем ребенке все узнают?

Сглатывает и опять молчит

— Ты уже посчитала, сколько тебе денег надо? — отставляю чашку и поддаюсь в сторону Наденьки.

— У моего ребенка должен быть отец.

— Да что-то я не горю желанием, — Глеб поправляет галстук.

— Ты! — Наденька вскакивает. — Он же твой! И ты тогда этого хотел! Хотел! А теперь прячешься за жену?

— Да я решил, что моя жена должна знать, — Глеб поднимает тяжелый взгляд, — и сказать честно… Я ведь тогда даже не понял, кого отымел в кабинке туалета. А потом ты неожиданно исчезла с радаров… И только вот на днях, когда ты заявилась ко мне с очешуительной новостью, я сложил два плюс два.

— Мажешься перед женой? — шипит Наденька.

Под ее белой водолазкой уже можно заметить небольшую округлость.

— А ты зря ерничаешь, — Глеб усмехается.

— Да уже не важно мажется Глеб Иванович перед женой или нет, — задумчиво провожу пальцем по краю чашки, а затем смотрю на Наденьку. — Проблема все же не в том, в каком он состоянии тебя отымел. Это уже лишние подробности, которые не отменят твоей беременности.

— Вы не посмеете навредить мне и моему ребенку…

— Да уж, — перевожу взгляд на официантку, которая спешит ко мне с тарелкой салата, — если кто и мог тебе навредить, то это Глеб Иванович, но он не настолько моральный урод.

— И что теперь? — сипит Наденька.

— А теперь ты уйдешь, — отсраненно отвечает Глеб. — Моя жена хотела на тебя посмотреть, и она на тебя посмотрела. Свободна.

Глава 9. День откровений

— Ты хочешь напугать меня своей женой? — спрашивает Наденька.

Официантка ставит передо мной тарелку с салатом и кидает на нашу проблему с оленьими глазами беглый взгляд, а затем торопливо ретируется.

— По-хорошему, ты должна была напугаться меня, — беру вилку и поднимаю взгляд. — И троих детей в анамнезе Глеба Ивановича. Сейчас-то мне что толку тебя пугать?

Вилку в ее маленькое и аккуратное пузо? И провернуть? Однако меня от слепой ярости отвлекает приступ тошноты, будто кто-то просит меня не вестись на провокации.

— Сядь, Наденька, — вздыхаю я.

Глеб, кажется, скрипит зубами.

— Ты против? — уточняю я.

— Меня нервирует вся эта ситуация, — отвечает он.

— Дальше больше, дорогой, — отправляю в рот кусок курицы.

Наденька садится, а я медленно пережевываю курицу, глотаю ее и запиваю водой.

— дело вот в чем, — отставляю стакан, — мне придется разрушить твои планы, в которых жена Глеба Ивановича и ее дети уходят в закат, а сам Глеб Иванович весь такой одинокий и разнесчастный остается только в твоей власти. Упустим ваши отношения и вектор их развития.

— У тебя гордости нет…