Демоны острова Пасхи - Галимов Брячеслав

Сердце Кане сгорало от любви к ней. Пребывание Кане в Священном поселке было встречено с пониманием: юноше следовало, конечно, отблагодарить богов за свою победу на Празднике Птиц. Но в какой ужас пришли бы люди, узнай они, что Кане полюбил дочь верховного жреца, посвятившую себя богам! Такое не прощали никому…

Два дня, томимый страстью Кане ждал Парэ, – и вот она вышла из Дома Посвятивших Себя Богам. Она была одна; Парэ шла, видимо, к своему отцу.

Как красива она была! Кане даже испугался: он вдруг почувствовал свою незначительность по сравнению с этой божественной девушкой.

Преодолевая робость, он приблизился к ней и сказал:

– Пусть боги будут добры к тебе, о Парэ, дочь верховного жреца!

– И к тебе пусть будут они добры, Кане, сын рыбака, победитель на Празднике Птиц, Сын Большой Птицы, – ответила ему девушка. Голос ее был звучен и мелодичен, и слышать его было приятнее, чем лучшую музыку.

Страх Кане пропал, и он сказал то, что было у него на душе:

– Прекраснейшая Парэ, я видел красоту земли, я видел красоту неба, я видел красоту моря, но только теперь я понял, что не видел настоящей красоты. Как мне смотреть на землю, как смотреть на небо и море, если повсюду я вижу тебя, – и всё остальное меркнет перед тобою! Ты для меня – воздух, которым я дышу; ты для меня – глоток чистой воды; ты для меня – живительный сок земли, дающий силы. Я не могу жить без тебя, прекрасная Парэ; я люблю тебя, как не любил еще никто на этом свете! Ответь же мне, есть ли у меня надежда, или мне суждено умереть, – но да станет тебе известно, что если я умру от любви к тебе, то смерть моя будет сладостна. Умереть от любви к такой девушке, как ты, великое счастье.

– Когда ты успел полюбить меня, Кане? Мы виделись с тобою один раз, – улыбнулась Парэ, но взгляд ее был серьезен.

– А сколько раз надо видеться, чтобы полюбить? – живо спросил Кане. – Сколько времени нужно для того чтобы возникла любовь? Я думаю, что настоящая любовь рождается сразу – или не рождается никогда. То, что приходит со временем, со временем и уходит; то, что не требует времени – не подвластно ему. Я полюбил тебя с первого мгновения, моя прекрасная Парэ; любовь вспыхнула, как молния, но не погасла: она будет гореть во мне, пока я жив.

– Ты забыл, что я посвятила себя богам, – сказала Парэ.

– Но разве не боги даруют нам любовь? – возразил Кане. – Любовь – божественное чувство, и если боги позволяют нам любить, то могут ли люди противиться этому? Есть другие посвятившие себя богам девушки, которым не суждено познать земную любовь. Их боги оставили для себя, но ты предназначена для земной жизни.

– О, Кане, твои речи полны лукавства и соблазна! – с укором произнесла Парэ. – Ты смущаешь мое сердце. Я не должна слушать тебя.

– Но ты не уходишь. Значит, и в твоей душе есть искра любви? – Кане взял девушку за руки.

– Пусти! Пусти, увидят люди, – Парэ сделала слабую попытку освободиться.

– Только это тебя беспокоит? – горячо воскликнул Кане. – Так ты любишь меня? Отвечай, заклинаю тебя всеми великими богами!

– Да, Кане, да! Я люблю тебя. Как и ты, я полюбила сразу, лишь только завидев тебя, – последние слова она произнесла еле слышно.

– Парэ! Любимая моя! Сегодня в небе зажжется еще одна звезда – звезда нашей любви, – Кане прикоснулся губами к рукам девушки, а руки ее пахли цветами.

Где-то скрипнула калитка дома. Парэ вздрогнула и отстранилась от Кане.

– Ах, Кане, Кане! – вздохнула она. – Ты не представляешь, что нас ожидает. Еще не было случая, чтобы девушка, посвятившая себя богам, стала принадлежать мужчине.

– Значит, ты будешь первой, – сказал Кане. – Кто-то всегда идет первым по дороге в будущее.

– Ты говоришь, как мудрец, – засмеялась она.

– Это любовь сделала меня мудрым.

– Ты умный, Кане. Умный, сильный и красивый…

– Как сладки твои слова, моя Парэ! О, боги, благодарю вас за счастье, которое вы мне дали!

При упоминании о богах на лице девушки промелькнула тревога.

– Мне нужно поговорить с отцом, – сказала Парэ. – Он верховный жрец, он ближе всех к богам, он рассудит, как нам быть. Иди, Кане, и не приходи сюда ни сегодня, ни завтра. Пусть мой отец рассудит, как нам быть, и примет решение. Нельзя допустить, чтобы боги прогневались на нас.

Парэ прижалась своей щекой к щеке Кане, а потом повернулась и быстро пошла к дому верховного жреца.

– Парэ! Парэ! Оглянись! Дай посмотреть на тебя еще один раз! – взмолился Кане.

Парэ повела плечами, и он понял, что она вот-вот заплачет. Кане ударил себя в грудь кулаком и вскричал:

– Почему мы не можем быть вместе, когда мы любим друг друга! О, боги, смилуйтесь над нами!

* * *

Баира уже сорок лет был верховный жрецом. За это время ему открылось столько тайн, что он более не удивлялся ничему. Вначале, в первые годы своего пребывания жрецом он поддавался глухой тоске, одолевавшей его по мере проникновения в секреты мироздания и людской души: однажды Баира даже хотел от отчаяния броситься со скалы в море, но не смог. После он смирился, и постепенно безразличие овладело им: в мире не было ничего, что заслуживало душевного волнения; мир был спокоен и обычен. К тому же, за долгие годы своего священства Баира почти перестал различать границу между миром сущим и миром потусторонним. Часто общаясь с богами, духами и демонами, Баира начал принимать их за людей, а людей – за них. Так, вождя Аравака верховный жрец считал то обычным человеком, то Богом Войны, кровожадным и жестоким; сына Аравака, Тлалока, он принимал почему-то за куриного демона, вселявшегося иногда в этих птиц и заставлявшего их истошно кричать и носиться по двору.

Свою любимую дочь Парэ, – а он помнил ее одну из всех своих многочисленных детей, – Баира считал воплощением Матери-Земли. Совершенно забыв ту женщину, с которой он зачал Парэ, и которая выносила и родила ее, Баира, преисполнившись гордыни, полагал свою дочь родившейся от его связи с женским Духом Озера. Но Дух Озера была, в свою очередь, одной из младших дочерей Матери-Земли и Отца-Неба, – значит, в жилах Парэ текла божественная кровь. Это обстоятельство ставило Парэ выше своего отца, который, хотя и был верховным жрецом, но в родстве с богами не состоял. Неудивительно, что в разговорах с дочерью Баира был почтителен и выказывал ей уважение; впрочем, случались моменты, когда он забывался и начинал относиться к ней по-отцовски, то есть строго и требовательно.

Рассказ Парэ о ее любви был воспринят Баирой с учетом божественного происхождения девушки – она, без всякого сомнения, могла выбрать себе возлюбленного из числа простых смертных, ничего трагического тут не было. Но внезапное озарение, постигшее Баиру, высветило и другую мысль: любовь посвятившей себя богам девушки к земному юноше была неслыханным и ужасным святотатством, которое нарушало спокойствие мира, а главное, нарушало спокойствие души верховного жреца, поэтому он сделал то, что всегда делал в подобных случаях – обратился к отвлеченным предметам.