Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917 - Альфред Нокс

Русское крестьянское население, по сути, является мирным, оно далеко от империалистических устремлений в мире, никогда не понимало, за что ему приходится сражаться. Даже при умеренном уровне подготовки командира крестьяне во многих случаях сражались достойно. Русский народ мог бы продолжить воевать достойно, если бы продолжал надеяться на победу, но он очень быстро потерял доверие к своему правительству и командованию. Для того чтобы продолжать стойко идти к победе сквозь непрерывную череду катастроф, нужно обладать более высоким типом биологической организации человека. В том, что русский тип оказался слишком низок для этого, виновно в основном русское правительство, которое ничего не делало для развития образования, с помощью водочной монополии многие годы позволяло размывать национальный характер, ослабляя его стойкость. Правительство Французской Республики также должно было действовать мудрее: оказать давление на русского императора и с чисто прагматической точки зрения убедить его ввести в стране повсеместное обязательное начальное образование с упором на патриотическое воспитание, а также развивать внутреннее производство для создания военной продукции. Однако никто не рассчитывал на длительную войну, и всеми владела только одна мысль: ускорить мобилизацию в России путем строительства новых железных дорог и увеличить количество новобранцев в русской армии с тем, чтобы страна как можно скорее смогла бы своей количественной мощью склонить чашу весов. Поэтому любой намек на развитие образования воспринимался бы как «неоправданное вмешательство во внутренние дела союзной дружественной державы».

Союзникам России пришлось дорого заплатить за низкое развитие масс русского населения. С самого начала войны русские сдавались в плен тысячами, и русские пленные позволили освободить сотни тысяч немцев с сельскохозяйственных полей и промышленных предприятий и отправить их на Западный фронт.

В длительной войне Россия не смогла похвастать никакими успехами, за исключением разве что количества сражающихся солдат с их примитивным умением восстанавливаться после самого тяжелого поражения.

Многие русские прекрасно представляли присущие их народу недостатки. Всеми овладела радость, когда было объявлено, что Великобритания вступает в войну на стороне России, – Великобритания, которую крестьяне привыкли называть «англичанкой» в память о долгих годах правления королевы Виктории. Как-то вскоре после революции марта 1917 г. автору пришлось беседовать с одним из «солдатских депутатов». Тот вспоминал, как в начале войны его товарищ – крестьянин с Урала радовался, что «англичанка» теперь была вместе с Россией. Как полагал тот солдат, во-первых, «англичанка» была мудрой, во-вторых, если дела пойдут плохо для России, она, как друг и союзник, теперь будет обязана прийти на помощь и, в-третьих, если она решит пойти на мировую, то сделает это со всей решительностью и никогда не отступит.

Один из радостных моментов в работе военного атташе заключается в том, что он может брать ежегодный отпуск в любое время по своему желанию при условии, что его личные планы будут совпадать с замыслами посла и Военного министерства. Начиная с 1911 г., когда я получил назначение в Петроград (в упоминаемое время – Санкт-Петербург. Имя Петроград город носил с августа 1914 г. – Ред.), я всегда отправлялся домой в июне и возвращался назад в конце июля, к моменту начала ежегодных маневров Петроградского (до начала Первой мировой войны – Петербуржский. – Ред.) военного округа.

Иностранные офицеры всегда приглашались на эти маневры в качестве гостей императора. Мы обедали и ужинали за его столом, пользовались автомобилями из его парка, его лошадьми, а по вечерам вместе с русским императором посещали местный театр. Нам довелось наблюдать множество военизированных спектаклей, но очень мало того, что действительно имело отношение к серьезной подготовке к современной войне.

В июне 1914 г. по настоянию посла мне пришлось отложить свой отпуск до конца месяца, так как я должен был присутствовать во время официального визита эскадры наших линейных крейсеров в российские воды. В конце июня мне все-таки удалось уехать, в то время как посол остался без отпуска до самого января 1918 г.

В купленной по дороге домой в Берлине немецкой газете я прочитал об убийстве эрцгерцога Франца-Фердинанда и его жены. Тем не менее я не счел это причиной для неминуемого начала войны. Новость об ультиматуме Сербии со стороны Австро-Венгрии была более тревожной, но ее я прочитал уже будучи в Ольстере, где все мы тогда были слишком озабочены думами о своем собственном политическом будущем, чтобы глубоко вникать в дела о возможном осложнении обстановки в Европе. Разумеется, все сознавали, что положение было критическим, но такое уже случалось и в 1908, и в 1912 гг., и ничего страшного тогда не произошло. Как 9/10 офицеров, я в течение 18 лет верил в то, что угроза со стороны Германии была реальностью. Но, поскольку все эти годы Всемогущий не давал воплотиться этим мыслям во что-то реальное, постепенно мы все начали надеяться на то, что, поскольку само время доказало то, что мы находились во власти заблуждений, то и Германия, скорее всего, воздержится от того, чтобы бросаться в крайности.

Во время завтрака в понедельник 27 июля я получил телеграмму из Военного министерства, где говорилось, что посол хотел бы, чтобы я немедленно возвратился к месту службы. Доиграв заранее назначенную партию в гольф, я тем же вечером отбыл из Белфаста. Со мной на пароходе ехал офицер-подводник, которому, как и мне, было приказано вернуться на службу. Как и я, он был родом из Ольстера, и мы с земляком проговорили допоздна больше о делах в Ольстере, чем о положении в Европе. На следующий день на вокзале в Юстоне я попрощался с беднягой Джонни Гоу. Он задал мне пару вопросов о России, но и для него предметом беспокойства было то, что происходит в Ольстере.

В Военном министерстве никто не давал мне рекомендаций, как добираться до России, но я решил пойти на риск и предпринять путешествие через Германию, отменив заранее взятый билет из Гулля (Халла) в Гельсингфорс. Следующим утром на вокзале Виктория кассир сообщил мне, что уже забронировал несколько билетов в Петроград. Такой путь в самом деле был наиболее удобным. В Берлине мы прочитали в местных газетах об объявленной в России частичной мобилизации, после чего поняли, что война неизбежна. Тем не менее вежливый немец-портье помог мне отправить телеграмму на границу, чтобы подтвердить бронирование купе в поезде, который пойдет уже по русской территории.

Из окон поезда было видно, что никто не работает в полях, хотя, с другой стороны, нам пока не встречались воинские эшелоны. Большие мосты в Диршау и Мариенбурге взяли под охрану сильные патрули из солдат пехоты. Большинство из солдат все еще носило старую форму, хотя встречались и те, кого уже успели переодеть в новое фельдграу[3].

В Восточной Пруссии уже больше ощущалось общее напряжение. Прусские офицеры нервно переговаривались, а один из них даже позабыл при выходе из поезда свою записную книжку.