Детектив и политика 1991 №4(14) - Эрик Кристи

сказал ему несколько слов. Тот кивнул на автобус, и майор собрался войти в него. Стало быть, объяснения не избежать. Я нахлобучил пилотку и сел прямо, как палка. В смысле — дубинка. Или дубина.

Дельма принял вид "отца своих солдат": строг, но справедлив. Понимающий. Человечный… почти человечный.

Он долго смотрел на меня, а я не знал, куда мне девать руки. Наконец я решил сложить их на коленях. Весь внимание.

— Мотожандармы их сдерживают, не правда ли, Ноблар? — начал он. — Неприятностей бояться не приходится, куда там!

Я не ответил. Что говорить?

— Убит полицейский. По своей вине. И по вашей. Что вы там с ними сделали, с этими негодяями, а? То же, что они потом сделали с Маршаном? Так, не правда ли? Отвечайте, Ноблар. Дело-то, знаете ли, серьезное.

— Но, господин майор, не до такой же степени…

— А откуда вы знаете? Они ведь тоже не ангелы. Вспомните ту историю, что произошла несколько лет назад в комиссариате Сен-Сюльпис. Очень похожая история. Во время демонстрации разбушевавшиеся молодчики пристали к полицейскому в штатском. Они всячески изводили его, вертелись у него под самым носом. Тогда он выхватил свою пушку и продержал их на прицеле чуть ли не с час. Они швыряли в него чем ни попадя. А один вдобавок все подзуживал: "Ну давай, давай, пальни в нас, тебе же не терпится!" Но парень так и не выстрелил. Вот это герой!

Я никак не мог взять в толк, куда он клонит. Ну, помнил я эту историю, только какая у нее связь с нынешней?

Он продолжал:

— Сегодня был убит полицейский, что правда, то правда. Нелепая гибель. Он, видите ли, вздумал свершить правосудие своими силами. Значит, получается, что те, трое, были в состоянии законной самообороны. Десять человек против трех, вы отдаете себе отчет, что это значит? Нет, я вижу, не отдаете. Если станет известно, почему был убит этот полицейский, вы сочувствия ни от кого не дождетесь. Вам еще скажут что-нибудь вроде "за что боролись, на то и напоролись". И это будет чистая правда. Ага, о таком вы и не подумали! Так вот, теперь послушайте меня, Ноблар: журналисты, которые займутся расследованием этого случая, как пить дать откопают свидетелей, видевших, что вы входили в здание. В погоне за тремя смертельно запуганными молодыми людьми. Это не я вам говорю, а они скажут, но я заранее могу их процитировать слово в слово: "Под напором толпы полицейские вынуждены были отступить. Один из них, ворвавшись в дом, столкнулся нос к носу с молодыми демонстрантами. Вполне вероятно, что он угрожал им оружием. Как бы то ни было, один из юношей, схватив валявшийся на полу железный стержень, нанес им удар полицейскому Маршану, и тот скончался на месте".

Дельма на секунду прервался. Он выглянул в окно на улицу, где только что затормозила "скорая помощь". Наверняка приехали за телом Маршана.

— Уж поверьте мне, — продолжал он, — все, что я вам сказал, завтра появится в газетах. И я хочу вас предупредить, что в этом случае буду вынужден наказать вас строжайшим образом. Это все.

Когда он вышел, я ощутил себя еще более одиноким. И еще большим болваном, чем сегодня утром, в метро. Утренние переживания показались мне такими же далекими, как эпоха Просвещения.

Шансы поймать убийц были равны нулю. Разве что случайно. Да, дела оборачивались паршиво. В один момент до меня дошло, что моя утренняя хандра была хандрой что называется "с жиру". Конечно, с нашего "жиру" не очень-то побесишься, что верно, то верно, но все же я имел одну маленькую привилегию. А именно: работу полицейского. И слава богу, ведь ничего другого я делать не умел.

Вздохнув, я тоже вышел подышать свежим воздухом. На Париж опускалась ночь, было довольно свежо.

Я размышлял над историей полицейского из Сен-Сюльпис. Я бы мог ответить Дельма, почему на этого парня напали: его же собственные коллеги, укрывшиеся в помещении комиссариата, не решились открыть ему дверь из страха перед демонстрантами. Все над этим смеялись. Кроме него самого, я так думаю. Рассказывали, что дверь была забаррикадирована.

Да, это я мог бы сказать Дельма. Жаль, что промолчал. Доказал бы ему, что я не единственный кретин среди полицейских.

Глава 6

МАНИФЕСТАНТЫ ЛИНЧУЮТ ПОЛИЦЕЙСКОГО. УБИЙЦЫ НЕ ОСТАВИЛИ НИКАКИХ СЛЕДОВ.

Я наклонился вперед, чтобы прочесть статью из "Франссуар", которую Бенар развернул у себя на коленях. Мы сидели в автобусе перед 'Тран-Пале"[10].

Убийство произошло три дня назад, и с тех пор новостей — ни шиша!

Бенар, по-видимому, принадлежал к тем психам, которые не переносят, когда им заглядывают через плечо: он тут же демонстративно перевернул страницу. Я сразу отказался от попытки прочесть статью, да и что толку, мне заранее было все известно: совершенно ясно, что ничего не ясно.

Следующий день после трагедии был для большинства из нас выходным, и мы смогли посмотреть отчет о случившемся по телевизору. Каждый у себя дома. Я ни с кем не виделся, даже с Бенаром, который позвонил мне. Чувство вины, поначалу овладевшее мной, постепенно перерастало в гнев.

Ну ладно, пускай полицейским запрещено самим улаживать свои мелкие конфликты с населением. О'кей. Прижать покрепче эту шпану было бы паскудством с нашей стороны. Вполне согласен. Но нечего забывать и о том, что столь же незаконно забрасывать булыжниками представителей закона. Проклятье! Неужели допустимо вот так, безнаказанно, ни за что ни про что прикончить полицейского?! Нет, убийц надо арестовывать. И судить их. Для острастки.

Бедняга Маршан… Я даже побоялся расспрашивать, каким образом известили его жену. Симпатяга она — жена Пино. Не сказать, что красавица, но миленькая. А уж готовит как! Когда живешь один, это качество ценишь в женщине превыше всего. Я лично ходил в гости только к тем приятелям, у которых жены хорошо стряпали. Это был один из критериев моей симпатии к людям. Или антипатии. Сам знаю, что это свинство, но ничего не могу поделать. У себя-то я никогда стряпней не занимаюсь. Ем,