И расцветает любовь - Татьяна Купор

Его шаги становились все отчетливей. Наконец, тяжелая рука легла на ее плечо. Через секунду Альберт грубо развернул ее к себе.

— Я не закончил!

Его взгляд еще сильнее пригвоздил ее к месту. Сердце испуганно затрепетало в груди, как птичка в клетке.

— Так не может больше продолжаться! — воскликнул он, сжав пальцами ее плечи. — Я не привык быть на втором плане.

— Между мной и Германом ничего нет, как ты не понимаешь! Я же говорила тебе.

— А еще ты говорила, что больше не будешь с ним видеться! — сердито напомнил Альберт. Ангелине было нечего на это ответить.

— Цветы, улыбки, встречи… Это, по-твоему, ничего не значит?

— Это лишь знак дружеского внимания.

— «Знак дружеского внимания»!

Он в ярости тряхнул ее, и Ангелина, потеряв равновесие, упала на холодную плитку. Удар отозвался глухой болью в области спины. Она с ужасом взглянула на Альберта: он был невменяем. Лина боялась представить, на что еще он способен в гневе. Каждое его неосторожное слово, каждое резкое движение, каждый пылающий взгляд, брошенный в ее сторону, вызывали невольную дрожь.

Альберт как будто уловил ее страх.

— Я буду изводить тебя до тех пор, пока ты не скажешь ему уйти! — заявил он, даже не подав ей руку. Ангелина отчаянно схватилась за перила и попыталась подняться. Силы ее иссякли. Боль в спине становилась все сильнее.

— Моя совесть чиста перед тобой, — с трудом сказала она. — Я не сделала ничего плохого. Быть может, я не права, допуская по отношению к себе такое внимание со стороны Германа. Но не задумывался ли ты, что таким образом я лишь стараюсь заполнить ту пустоту, которая появляется в моей душе после каждой нашей ссоры? Почти всегда ты уходишь из театра, не попрощавшись, не проводив меня до дома…

— Так вот в чем дело! — бесцеремонно оборвал он ее. — Вот как ты все повернула! Это я виноват!

— Ты даже не выслушал меня…

— Да что тут слушать!

Ангелина, наконец, поднялась и испуганно вжалась в перила лестницы. Вид Альберта был устрашающим. Лицо покрылось багровыми пятнами, глаза широко открылись, волосы стали всклокоченными.

— Ты ведешь себя неправильно, — начал отчитывать ее Альберт как маленькую девочку. — Постоянно ходишь с этим хлюпиком. Я этого не потерплю, слышишь? Я не позволю водить себя за нос!

По всему холлу эхом разносилось это «я». «Я не позволю», «я не потерплю», «я не стану»… Ангелине казалось, что она лишь фантом, и Альберт говорит сам с собою, потому что ее чувства, видимо, совсем его не интересовали. Его волновала только собственная персона, и не было ничего важнее в мире кроме него самого, — так он, судя по всему, считал.

— Я сейчас сам скажу ему! — Альберт двинулся было в сторону выхода, но остановился на полпути. — Нет. Слишком много чести. Я оперный певец, перспективный артист, поэтому не стану опускаться до такой низости. Ты должна сама прогнать его! Мне он неприятен! Ты слышишь меня, Геля?

Она же стояла, не шевелясь, и все еще крепко держалась за перила. Бурный поток речи Альберта не позволял ей вставить ни единого слова. Только громогласное «я», эхом раздающееся по всем углам, стучало в ее ушах, словно молот. Она даже не обратила внимания на то, что он назвал ее Гелей, хотя это всегда выводило ее из себя.

Глаза Альберта яростно блеснули. В два шага он подскочил к ней и схватил за руку, тем самым лишив ее последней опоры. Затем с силой потянул к выходу. Ангелина едва поспевала за ним, ноги совсем ее не слушались. Где-то вдалеке послышались чьи-то шаги и голоса, но у нее не было сил поднять голову и взглянуть на пришедших. Она почувствовала сильный удар по щеке, и не сразу поняла, в чем дело. Только потом, когда Альберт грубо толкнул ее к двери, она осознала, что получила пощечину. Это было так странно, так неожиданно. Альберт никогда не поднимал на нее руку.

Сквозь пелену слез она видела его размытую фигуру, смотрела ему вслед до тех пор, пока Альберт не исчез совсем. Чьи-то неясные силуэты проносились мимо, как призраки, — она с трудом различала лица, — но все почему-то шли за Альбертом и никто не пытался ей помочь.

Она помнила лишь, как выскочила на улицу, едва не споткнувшись о высокий порог. След от удара как крапива обжигал нежную кожу щеки, хотелось скорее подставить пылающее лицо навстречу ветру, чтобы он снял эту боль, высушил слезы, которые обжигали не меньше.

Наконец, чьи-то руки подхватили ее, не дав упасть на холодный асфальт. Она почувствовала жаркие ладони, отчаянно согревавшие ее ледяные пальцы, и глоток свежего воздуха, который моментально привел ее в чувство.

— Ангелина!

Ее имя прозвучало как музыка. Открыв глаза, она увидела перед собой Германа, его лицо было взволнованным, но во взгляде читалась нежность. Она невольно отметила эти глаза: такие задумчиво-печальные, голубые, с серебристым отливом. Она молча разглядывала его, пытаясь понять, действительно ли он сейчас рядом с нею или же это всего лишь плод ее фантазии.

Его теплые ладони ласково погладили ее по голове, кончики пальцев осторожно коснулись шеи.

— Это ты, Герман? — удивленно спросила она.

— Да, это я.

Она коснулась пальцами уголков его губ, будто не веря, и ее робкое прикосновение нарисовало улыбку на его устах. Сейчас Ангелина обрадовалась его присутствию больше, чем ожидала, и не могла объяснить, откуда взялось это чувство.

— Где мы?

— У выхода из театра.

Она обернулась и натолкнулась взглядом на коричневую дверь. Затем побрела в сторону пустой лавочки.

— Ты выбежала испуганная и заплаканная, — принялся рассказывать Герман. — Споткнулась и едва не упала. Я вовремя подхватил тебя.

«Какой стыд, — пронеслось у нее в уме. Она присела на лавку и принялась искать в сумочке пудреницу. — Никогда в жизни я не чувствовала себя такой униженной».

— Спасибо.

— Что случилось?

Ангелина поежилась: холодный ветер забрался за воротник. Герман, словно почувствовав, что она замерзла, тут же снял с себя шарф и заботливо обернул его вокруг ее шеи. Затем застегнул пуговицы ее пальто. Ангелина и не думала сопротивляться. Как хотелось ей в эти минуты чьей-то заботы, и внимание Германа пришлось очень кстати.

— Небольшая ссора — и только, — неохотно призналась она.

— Ссора с тем самым молодым человеком?

Ангелина бросила на него суровый взгляд. Эта тема была ей неприятна, и она не хотела развивать ее. Перед глазами все еще стояло искаженное яростью лицо Альберта, в ушах стучал его голос, полный злости, и Ангелина с досадой прикусила губу.

Она взглянула на себя в зеркальце и ахнула: тушь растеклась, помада была смазана. Несколько прядей выбилось из прически. До чего же ужасный вид! Лина устало сняла остатки макияжа ватным шариком. Пригладила непослушные пряди. Затем поднялась и сделала несколько шагов в сторону парка, прилегавшего к театру. Герман последовал за ней.