Мужчины свои и чужие - Кэти Келли

Отец не отрывал глаз от дороги, где в это утро представ­лял явную опасность для велосипедистов.

– Точно, – небрежно согласился он. – Очень гордимся. Обеими. Я всегда знал, что Кирстен далеко пойдет, – ра­достно добавил он. – Тут уж яблочко от яблони недалеко упало!

Эмма слабо улыбнулась и решила по возвращении обяза­тельно позвонить Антуанетте. Нужно извиниться за поведе­ние матери, чьи бестактные замечания уже наверняка дошли до нее. Если Анна-Мари будет продолжать хвастаться не­обыкновенными успехами Эммы и Питера, как будто они ве­ликие ученые и имеют по миллиону в банке, у них совсем не останется друзей. На самом деле Питер работал продавцом в компании по продаже офисных принадлежностей, ее же работа состояла в утомительной возне с кучей документов и ре­шении разных организационных проблем, а не в посещении роскошных благотворительных приемов. Между тем мать именно так представляла себе ее деятельность. И рассказыва­ла другим.

Эмма действительно больше занималась административ­ной работой, чем сбором пожертвований, а главной своей за­слугой считала «горячую» телефонную линию, по которой испуганные или побитые дети могли позвонить анонимно. Конечно, устраивались и роскошные ленчи, на которых бо­гатые дамы со связями платили сотни фунтов за билет, но Эмма никогда на них не бывала, к великому огорчению сво­ей матери.

И все же, подумала Эмма, привыкшая во всем искать светлую сторону, приятно сознавать, что родители тобой гор­дятся, даже если они и говорят об этом не тебе лично, а когда хотят похвастаться. Естественно, Кирстен они гордились больше. К счастью, Эмма обожала Кирстен, иначе, слушая всю свою сознательную жизнь, какая Кирстен умная (хоро­шенькая, забавная), она вполне могла ее возненавидеть. Они были очень близки, несмотря на то что Джимми их бездумно натравливал друг на друга.

– Миссис Пейдж пришла в восторг, когда узнала, что у Кирстен новый дом в Каслноке, – продолжала Анна-Мари. – Я рассказала ей, что там пять ванных комнат и что у Патрика новая машина, как ее… как она называется?

– «Лексус», – помог Джимми.

– Вот-вот. «Разве на замечательно все у нее складывает­ся?» – спросила я. И еще я ей сказала, что Кирстен больше не приходится работать, но она все равно участвует в сборе средств на проект по охране окружающей среды…

Эмма могла бы написать книгу под диктовку матери о поразительных достижениях своей сестры. Кирстен удалось выиграть по трем позициям сразу: она отхватила себе в мужья невероятно богатого биржевого маклера, встречалась с родителями только раз в год на Рождество и тем не менее оставалась любимой дочерью.

Хотя Эмма очень любила Кирстен – они были погодка­ми и выросли практически как близнецы, – ей до тошноты надоело слушать о замечательной благотворительной дея­тельности сестры. На самом деле она твердо знала, что Кирс­тен заинтересовалась проектом по защите природы только потому, что надеялась встретить там Стинга и могла бы говорить об этом с другими дамами за чаем. Эмме также надоело, что Кирстен и Патрик умудряются самыми разными спосо­бами избегать всех воскресных обедов с родителями, тогда как она и Пит вынуждены два раза в месяц по меньшей мере семь часов слушать разглагольствования на тему: «Что не так в современном мире – личное мнение Джимми О'Брайена». На подъезде к аэропорту Анна-Мари засуетилась.

– Надеюсь, у Кирстен все будет в порядке. Она мне ска­зала по телефону, что Патрик уезжает.

Эмма возвела глаза к небу. В отличие от нее, Кирстен умела выживать в любых обстоятельствах. Оставьте ее зимой на северном склоне горы с одной палаткой, и она через сутки объявится с великолепным загаром, кучей новых тряпок и длинным списком телефонов всяких интересных людей, встретившихся ей по дороге. У всех у них яхты, виллы в Аль­пах, персональные тренеры и «Ролексы». Неделя без Патрика означала, что Кирстен сможет распоряжаться кредитной кар­точкой, и каждый ее день будет заканчиваться в каком-ни­будь ночном клубе за водкой с тоником в компании с том­ным вздыхателем. Эмма не думала, что ее сестра изменяет своему надежному и положительному мужу, но пофлиртовать она, без сомнения, любила.

– Все с ней будет в порядке, мама, – сказала она сухо.

В аэропорту отец высадил их вместе со всем багажом и отправился ставить машину на стоянку. Анна-Мари сразу же запаниковала. В присутствии мужа она была спокойной и самоуверенной, но немедленно начинала волноваться, как только он исчезал из вида.

– Мои очки! – простонала она, когда они встали в оче­редь на посадку. – Мне кажется, я их забыла!

Расслышав истерическую нотку в голосе матери, Эмма мягко взяла ее за руку.

–•Давай посмотрим в твоей сумке, мама.

Анна-Мари кивнула и сунула ей бежевую кожаную су­мочку. Очки в стареньком футляре оказались на месте, до­статочно было только взглянуть.

Но мать не успокоилась.

– Уверена, я что-то забыла, – сказала она и замолчала, закрыв глаза, как будто мысленно пробегала список. – А ты ничего не забыла? – внезапно спросила она.

Эмма покачала головой.

– Гигиенические пакеты, например, – прошептала мать. – Неизвестно, можно ли там все это купить. Уверена, ты забыла. Я собиралась купить и для тебя утром в магазине, но мис­сис Пейдж меня отвлекла и…

Месячные должны были начаться через четыре дня, и Эмма надеялась, что на этот раз они не придут. Это будет оз­начать, что она беременна! Обычно ее соски не бывали таки­ми чувствительными. Никогда. Вот она и выбросила все не­обходимое из чемодана, боясь сглазить удачу.

Тут подошел отец, раздраженно разглагольствуя о том, как далеко ему пришлось запарковать машину, и Эмма умуд­рилась даже изобразить сочувствие.

– Все в порядке? – спросил Джимми. – Вы заняли оче­редь? – Он обнял жену одной рукой за талию. – Египет, по­думать только! Мы эту поездку запомним на всю жизнь, не сомневайся, дорогуша. Ужасно жаль, что милой Кирстен не удалось с нами поехать. Ей бы понравилось. Да и нам лучшей спутницы желать нельзя. Увы, она вся в своей благотвори­тельной работе, да и за Патриком надо присматривать. – Он вздохнул с довольным видом, а Эмма начала грызть ноготь на большом пальце, который ей до сих пор удавалось оста­вить в покое.

«Успокойся! – уговаривала она себя. – Не дай ему тебя достать. Теперь ты сможешь с ним справиться – ведь тебя греет надежда. Ребенок». На этот раз Эмма не сомневалась, что беременна. Она была уверена – и все!

Пенни лежала на кровати, зажав передними золотистыми лапами наполовину изжеванного медведя, и злобно таращи­лась на Лиони. Казалось, эти огромные карие глаза не спо­собны выражать ничего, кроме безмерной собачьей любви, но Пенни была собакой особенной. Помесь Лабрадора с ретривером, она была настоящей личностью, с настоящими че­ловеческими чертами, которые пускала в ход главным обра­зом для того, чтобы заставить хозяйку чувствовать себя вино­ватой. Лиони вспоминала, что она все же собака, только когда Пенни впадала в экстаз при бряканье своей миски. «Хотя, – думала Лиони, – с чего это я взяла, что проявление голода характерно только для собак? Я и сама ем как сви­нья». Собаки и их хозяева неизбежно чем-то напоминают друг друга, вот и Пенни была несколько толстоватой обжорой и любительницей сухого корма – под стать своей хозяйке, крупной блондинке с увесистым задом, обожавшей печенье. Лиони вытащила из дальнего угла комода старый саронг и сунула его комком в угол чемодана, где уже лежали не­сколько ее любимых ярких шелковых блузок. Пенни, с наду­тым видом наблюдавшая за ней с кровати, презрительно фырк­нула.