Картонная пуля - Александр Духнов

— Часто встречались?

— Всего раз пять или шесть. В основном, как раз по четвергам. У него четверг — самый свободный день.

— Всегда в этом коттедже?

— Да.

— Какой-то странный он себе коттедж выбрал.

— Это не его. Какого-то его друга. Свой тоже есть. Где-то ближе к Искитиму. Он ведь женат… Был… Поэтому не мог себя…

— Деньги давал? Извини, я не в том смысле, что… Просто отца твоего как раз и насторожило, что он у тебя деньги заметил.

— Я не хотела брать. Просто рассказала без задней мысли, что у нас в семье строгое отношение к деньгам. Отец дает понемногу, сколько считает нужным. Вот Павел и стал предлагать. Я отказывалась. А потом подумала, может, это его возбуждает? Может, ему так проще со мной общаться? Может, это придает ему уверенности?

— Он что — неуверенный?

— Вообще-то не производит впечатления неуверенного. Но внутрь-то не заглянешь.

— Кто еще был в машине?

— Шофер. И охрана по совместительству.

— Как шофер? Почему же ключи у Краснопольского в пиджаке оказались?

— Он сам иногда ездит… Ездил. Ему нравилось. У него ж две машины. Одна служебная, другая личная — джип.

— Что же он без охраны с тобой не мог встречаться?

— Ему без охраны не полагается. По статусу… Да и не в этом дело. Просто он же, ну, немного выпивал, когда мы… встречались.

Где моя голова!? Это же только я после попойки сажусь за руль, рискуя правами. А у нормальных людей на такой случай водитель имеется…

— Сейчас отвезу тебя домой, — постановил я. — Отцу придется все рассказать, а с милицией… Так или иначе, они на тебя скоро выйдут… Как я понимаю, и портфельчик твой там остался с тетрадками, и вообще, такую связь, скорей всего, не утаишь…

— Я никому из своих не рассказывала.

— Но это не значит, что твой директор не рассказывал.

— Он тоже, вроде, не из болтливых. И не в его интересах было афишировать… Женатый же человек все-таки.

— Не важно… В милицию не торопись, а сами найдут, расскажешь все, как было, как началась стрельба… Скажешь, что спряталась в бпальне и, улучив момент, выскочила в окно… Машину водить умеешь?

— Курсы заканчивала…

— Значит, выскочила в окно и уехала домой. Про меня молчи. Были только бандиты и вы. Никого из бандитов ты рассмотреть не успела. Понятно?

— Да. А почему нельзя про тебя рассказывать? Ты ведь только защищался?

— Не те у меня отношения с милицией, чтобы с ней в разборки вступать. И арестовать могут, а уж задержать-то — сто процентов.

Настя понятливо кивнула.

— …Но это не главное… Возможно, банда, которая на вас навалилась, решит, что им ни к чему лишние свидетели… Ты не очень бойся, потому что я, может, и преувеличиваю. Но все же оптимальный вариант для тебя — исчезнуть из Новосибирска, уж не знаю насколько. И отец, наверное, будет того же мнения.

— А ты? — спросила чудесная девушка…

Отправив Настю домой, я не без сожаления навсегда захлопнул блестящую дверцу «Марка» и в офис «Геннадия Степановича» поехал на метро.

Кроме Треухина, в кабинете присутствовал верный пес директора Котяныч. Я не стал скрывать правду, поведав ее в нескольких фразах. Котянычем овладела немота. На лице Треухина затряслись толстые, похожие на мочалку, щеки.

— Надеюсь, юноша, вы не шутите… — выдавил он с угрозой и принялся звонить домой.

Что и говорить, случай приключился невероятный, к тому же несло от него свежим жаром жирного блина, сдернутого с раскаленной сковородки.

— Настя, с тобой все в порядке? — прогундосил директор в трубку. — У меня в кабинете один человек, твой знакомый. Сергей… Рассказывает невероятные вещи о том, что произошло сегодня… Скажи только: правда или нет?.. Да… Хорошо… Сиди дома и никому не открывай…

Судя по отрывистым репликам, директор опасался «жучков» и не хотел афишировать свои проблемы перед специалистами-энтомологами.

— Нет, ну каков козел! — зарычал Геннадий Степаныч, закончив переговоры с дочерью. — Мне даже не жаль, что он так плохо кончил! А ведь были знакомы! Кто бы мог подумать!

Я наблюдал за странной человеческой натурой, выпускающей пар. По дочери только что молотили из автоматов, а он переживает из-за паршивого секса. К тому же Котяныч не однажды намекал, что Треухин, несмотря на толстые щеки и преклонный возраст, и сам не чужд известных банно-массажных процедур. Наверное, про «массажисток» ему не приходит в голову, что они тоже чьи-то дочки.

Мне, естественно, пришлось повторить рассказ со всеми возможными подробностями, а затем мы выработали план действий. Собственно, договариваться пришлось всего о трех вещах.

Все согласились, что Настю от греха следует отправить подальше, что в деле, по крайней мере до поры до времени, не должна фигурировать моя персона, а я попробую докопаться до истины, используя личные возможности. И на третье, опасаясь, что работодатель сам никогда о таком пустяке не вспомнит, я тонко повернул разговор в сторону причитающейся мне премии. На крыльце соевой столовой Котяныч обещал по пятьсот рублей за каждый день работы плюс трешник за результат. Правда, никто не ожидал, что результат окажется таким впечатляющим. Строго говоря, я нанимался только следить за человеком, а не лезть вместо него под пули. Мой героический поступок вполне можно было засчитать за сверхурочную работу или что-то вроде того…

Однако, я давно заметил, что большинство предпринимателей привыкли ориентироваться на букву закона, когда эта буква охраняет их персональный сейф. Треухин отслюнил четыре с половиной тысячи и для очистки совести расплывчато пообещал дать еще, когда все закончится. Когда закончится? И что это за сумма такая — еще? А я, можно сказать, жизнь девочке спас. В моем личном рейтинге господин Треухин сразу рухнул на последнюю ступеньку, где уже толпилось несколько похожих личностей.

— Есть еще нюанс, — заметил я, укладывая деньги в карман. — Машина.

— Что машина? — занервничал Геннадий Степанович.

…Теперь я понимаю, почему Настя рада была подружиться с первым встречным директором графитного производства. При таком занудном папе любой встречный покажется капитаном Греем из «Алых парусов»…

Возможно, «Форд» так и остался под соснами Заельцовского бора, тогда идея скрыть от милиции участие в заельцовских событиях выглядит так же нелепо, как железнодорожная прогулка Человека Рассеянного в отцепленном вагоне.

Но я рассуждал иначе. По номеру автоматчики выяснили, что я не мент. Они могли предположить, что человек с моими привычками не заинтересован в общении с милицией, а они, в свою очередь, не заинтересованы в том, чтобы милиция в тот же день получила свидетеля. Я отдавал отчет в том, что вышеизложенные умозаключения могли и не коснуться их ума, но и в таком случае оставались еще две причины, чтобы угнать машину — месть и жадность. Хотел бы я видеть человека, который не позарится на брошенный посреди леса «Форд» девяносто четвертого года…