Прошлое не продается - Алексей Макеев

Амбар допил пиво, сунул остаток воблы в карман пиджака неопределенного цвета и быстренько скрылся за спинами ввалившейся в кафе очередной компании дальнобойщиков.

Вернувшись в управление, Гуров снова позвонил Дроздову. Когда их разговор подходил к концу, в кабинет, утирая взмокший лоб, вошел Крячко.

– Ну что там у тебя? – положив трубку, поинтересовался Гуров.

– Ну и жарища! Прямо как в июне. С утра-то какая чудная была погодка… – Отдуваясь, Стас сел на свое место.

– Да я тебя прошу не прогноз погоды сообщить, а что удалось выяснить, – в голосе Гурова прозвучала нотка раздражения.

– Ой, не гони вороных, – отмахнулся Крячко. – Будет тебе и белка, будет и свисток. В общем, на месте происшествия ничего интересного. Ни пакета, что был у Монаха, ни того, что лежало в пакете. Двое подозреваемых, которых задержали по горячим следам, на авторов этой мокрухи явно не тянут. Они и сейчас-то лыка толком не вяжут, трясутся с похмелюги. А вчера их вообще как дрова везли. Главное – они и не сознаются, и не отказываются. Сами ничего не помнят. Так-то они мужички нехилые – оба силачи. Правда, росточком не вышли. Оба, как на заказ, из категории «метр с кепкой».

– Стоп! А это уже интересно, – оживился Гуров. – Наш Монах был не ниже метра восьмидесяти. Единственный удар, ставший смертельным, был нанесен ему сзади по темени. Заметь – не в затылок! А как эти «метры с кепкой» могли дотянуться до его макушки? Друг на друга становились или подпрыгивали? В их тогдашнем состоянии это было нереально. Значит, удар нанес кто-то третий, ростом повыше, да и более трезвый. К тому же найденная бутылка с кровью на донышке, безусловно, не орудие убийства. Дактилоскопия показала, что большой палец державшего ее человека находился у края горлышка, а не у его основания. Значит, из бутылки только лишь наливали. Нас пытались пустить по ложному следу. Впрочем, не очень искусно.

– Кстати, там, в отделе, мне рассказали еще, что в прошлом году на том же месте было нечто похожее. – Стас достал блокнот. – Вот, я записал. Некто Смирнов Алексей Алексеевич поздним вечером, было это в начале марта, с целью совершить ограбление нанес тяжкое телесное повреждение гражданке Вороновой Анастасии Григорьевне, пятидесяти лет. В живых осталась просто чудом. Значит, ситуация была такая. Она шла с покупками, он подбежал сзади, нанес удар по голове. Его застали, когда он обыскивал ее одежду – пытался найти деньги и ценности. Он все отрицал. Уверял следствие, что, наоборот, пытался спасти. Но, учитывая его прежнюю судимость – за несколько лет до этого он отбывал год общего режима за мелкую кражу, – ему не поверили. Дали пять лет строгача.

– Та-ак… – Что-то напряженно обдумывая, Гуров смотрел куда-то в окно. – Ты считаешь, что эти два случая каким-то образом взаимосвязаны?

– Не знаю… – Стас пожал плечами. – Но что-то подсказывает – да, тут есть какая-то общая ниточка. Хлипенькая, но есть. То, что эти происшествия случились почти на одном и том же месте, скорее всего, совпадение. А вот другое – Шмадряевка, откуда и Смирнов, и Воронова и куда приехал наш Монах, – уже намек на что-то общее.

– Хм… – Гуров зевнул и, поеживаясь, потряс головой. – Этот случай мы изучим, но только в общих чертах. Нам нельзя расплываться мыслью по древу. Можем упустить главное. А главное сейчас вот что: установить личность убитого. Без этого можем забуксовать, даже не начав расследование. Кстати, а ты не запомнил… Ах да, ты тоже не обратил внимания на тех, кто выходил вслед за Монахом. А вот наш новый знакомый… Ну, художник, он их видел и мог бы или нарисовать портреты, или помочь с фотороботом.

– Думаю, лучше будет, если с его участием составим фоторобот, – задумчиво изрек Крячко.

– Ты не доверяешь его художественным талантам? – усмехнулся Гуров.

– А вдруг он абстракционист? Помнишь же анекдот, как на основании портрета преступника, сработанного таким живописцем, полиция задержала, если не изменяет память, старуху восьмидесяти лет и две газонокосилки? Или что-то наподобие.

– Ну-у-у… – Гуров рассмеялся, – будем надеяться на лучшее. Вот только как его найти? Конечно, если у него есть временная регистрация, то за этим дело не станет. Значит, он из Саратовской области, зовут Владимир Солдатов. Давай-ка, займись этим делом. А я сейчас немного подзагружу Игорька Гойду. Следствие по этому делу вести будет он, вот пусть и включается в процесс. Как сообщил Дроздов, наш Монах некоторое время назад отбывал не менее шести лет усиленного режима в одном из «монастырей» Волго-Вятского региона. Это явствует из наколки на руках и теле. И отбывал он срок по статье, на зоне неуважаемой: на его ягодицах наколки, свидетельствующие о том, что был «опущен» сокамерниками. Так что в заключение попал он не за кражу или контрабанду каких-либо ценностей. Отсюда вопрос: а не было ли его убийство чьей-то местью за совершенное им ранее? Вот пусть Игорек и пороется в картотеках, поищет, откуда наш подопечный. Но и монастыри все равно надо объехать. В каком-то из них он был, хотя и недолго. По мнению Дроздова, у него действительно стрижка, типичная для монастырского послушника. И еще интересный момент: на его ладонях обнаружены едва различимые ссадинки, полученные за сутки до гибели то ли от грубого камня, то ли от шероховатого металла. Где-то что-то он разгребал или куда-то взбирался. Ну все, уже вечер. Пора по домам. Завтра спозаранок ты едешь искать художника, я – по монастырям.

Зазвонил телефон. Гуров поднял трубку и услышал голос Амбара. Тот сообщил, что выяснил нечто интересное, о чем готов поведать хоть сейчас при личной встрече. Стас сочувственно ухмыльнулся и, помахав пальчиками, направился к двери. Мысленно кляня эту скверную необходимость без конца жертвовать личным временем, Гуров вышел из управления и направился к станции метро.

Гуров даже не предполагал, что в Москве и области монастырей за последние годы прибавилось столь изрядно. И если лет двадцать назад они были чуть ли не экзотической диковиной, то теперь их, судя по всему, стало почти так же много, как и в начале прошлого века. Впрочем, начало прошлого века было чем-то запредельно далеким, и поэтому Гуров даже представить себе не мог тогдашнего изобилия культовых сооружений. Как ни силился, хотя на недостаток воображения ему было бы жаловаться грешно. Все же действительно в начале всего сущего было Слово. И мироздания, и теперь уже полузабытой «катастройки». Сказал общеизвестный в ту пору политик, что «процесс пошел», он и пошел… И вглубь, и вширь, и вкось…

Весь этот смерч мыслей, ни о чем и обо всем сразу, одолевал Гурова, когда он под диктовку иеромонаха Павла записывал названия монастырей. Ему в тот момент как-то даже не подумалось, что исколесить теперь придется – как в один конец до Владивостока смотаться.

Конечно, с точки зрения теории вероятностей, он имел законный шанс получить нужный ответ в первом же по списку монастыре. Но по своему опыту Гуров слишком хорошо знал, что в силу всемогущего и неумолимого закона подлости положительный итог поисков ждал его в самой последней из попавших в круг поиска обителей. Ох уж этот закон! Сколько крови он попортил людям, сколько отнял сил, здоровья, а главное – времени, которого отпущено так мало… Как же обидно тратить свою жизнь не на какие-то приятные дела, а на бессмысленную и, главное, заранее предрешенную схватку с этим идиотским порождением вселенской несправедливости, принятым, похоже, без какого бы то ни было обсуждения и голосования.