Встречи: очерки и рассказы - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

Эх, Лександра Василич, право, напрасно ты брезгуешь миром… На артели-то что стоит одного прокормить. Самое это пустое дело.

– Ничего, не помру…

– А ведь вы хотите есть? да? – пристал к Аргентскому развеселившийся Василий Иваныч. – С нами, надеюсь, не откажетесь?..

– Стаканчик чайку выпью… – уклончиво ответил Аргентский.

– Ну вот – один разговор, – вступился староста. – Этого самого Лександру Василича, господин – не умею, как вас назвать, – никак не уложить, как кривое полено на поленницу. А все от гордости…

– Что же, гордость вещь хорошая, ежели к месту, – согласился Аргентский. – А я вот смотрел на ямщиков, как они едят, и пожалел…

– Н-но-о?!

– Да… Не долго уж так есть придется. Вот проведут железную дорогу, и конец ямщичьей еде…

– Ох, и не поминай ты, Лександра Василич, про эту чугунку… Для чиновников да для купцов ее налаживают, а простым народам прямо разоренье. Всем животы подведет, когда тракты отойдут… Ровно и не придумать, что только и будет. Ну, теперь хоть на последах ямщички поедят, а потом поминать будут да деткам рассказывать. Много поезжено, сладко пито-едено…

– А ты давно в извозе? – спросил Василий Иваныч.

– Я-то? А мы природные ямщики… Скоро, пожалуй, и все полсотни годов будет, как мы-то по трактам езды ездим. Уж зараза такая: так и тянет в дорогу.

Когда наш самовар поспел и Василий Иваныч достал свои консервы, Аргентский действительно отказался от ужина.

– Послушайте, это уже упрямство! – сердился Василий Иваныч. – Помилуйте, я сегодня целых девять ложечек мясного порошка съел, а теперь вот еще яйца всмятку… У меня икра белужья есть. Ведь вы любите белужью икру? Доктора нашли, что икра – самая питательная вещь… К сожалению, я забыл процентный состав белковых и азотистых веществ. Советую попробовать… Впрочем, виноват, вы, может быть, вегетарианец?

– Нет… Хотя, с другой стороны, и из принципа…

– Позвольте узнать, из какого принципа?

– Из самого простого: нужно уметь себе отказать. Ведь это целое богатство, если ограничить себя до минимума… Ведь я могу прожить на сухарях одну неделю, следовательно, и нужно прожить.

– Кому же это нужно?

– Прежде всего мне самому нужно… Да. Чем меньше у меня лишних потребностей, тем я независимее. И так во всем… Ведь жизнь складывается из мелочей, и самое трудное – выдержать себя именно в мелочах…

– Да, да… Это уже целая философия воздержания, но, к сожалению, ее исповедовать могут только люди вполне здоровые физически.

– А вы не думаете, что еще больше должны ее исповедовать больные? Ведь и болезии-то в большинстве случаев от нашей невоздержанности…

– Ну, медицина говорит другое… Может быть, вы и медицины не признаете?

– Отчего не признавать медицины, но это еще не значит, что нужно во всем слепо ей повиноваться…

Василий Иванович обиделся и замолчал. Произошла довольно комичная немая сцена. Аргентский никак не мог понять, в чем дело, и несколько раз выразительно смотрел на меня. Василий Иваныч молча заваривал чай, вымыл предварительно в теплой воде яйца и с какими-то особенными церемониями спустил их в салфетке в самовар. Ведь приготовить яйца всмятку по всем правилам искусства дело не легкое, и он гордился своим уменьем. Когда все было готово, Василий Иваныч с торжественным видом разбил два яйца, выпустил их в стакан, прибавил мелкого сахара, тщательно все размешал, прибавил несколько капель финь-шампань и еще раз размешал. Оставалось только съесть, но, когда Василий Иваныч взял сухарек, приготовленный по особому рецепту, и зачерпнул ложечкой из стакана сделанную смесь, на его лице изобразилось отчаяние, и он отодвинул стакан.

– Нет, не могу… – прошептал он, вскакивая.

Аргентский с недоумением смотрел на этого странного господина, нервно бегавшего по комнате маленькими шажками, а потом, точно сознавая какую-то вину за собой, проговорил:

– А вы бы посолили, Василий Иваныч… Оно аппетитнее как будто…

– Посолить? – спрашивал Василий Иваныч, делая страдальческое лицо. – Вы мне советуете посолить?! Боже мой, боже мой… Это просто какая-то насмешка! Да, да, да…

Василий Иваныч подступил к самому носу Аргентского и каким-то дребезжащим голосом вызывающе допрашивал:

– Ведь у меня был аппетит? Да?

– Право, не знаю…

– Нет, вы знали… Вы видели… Я даже мечтал, что съем целых два яйца. Понимаете: два яйца…

– Что же из этого? Я, право, не понимаю…

– Вы не понимаете? Ведь вы хотите есть и только из упрямства отказываетесь… Потом вы заговорили о воздержании, как о какой-то панацее… Ведь вы говорили? Ну у меня и пропал аппетит благодаря вам… Ах, боже мой, боже мой!.. А я еще сколько любовался давеча, как ели ямщики… Ведь это что-то былинное, богатырское… Мертвый захочет есть, глядя на них. А вы с воздержанием… Вот аппетита и не стало. Да…

– Знаете, что я вам скажу, – заговорил Аргентский, поняв наконец, в чем дело. – Разве так едят, как эти ямщики?

Василий Иваныч даже сел, умоляюще посмотрел на Аргентского и спросил его притихшим голосом:

– Извините, теперь уже я вас не понимаю… Как же еще можно есть?

– Я хочу сказать про настоящую еду… Дело в том, что ямщики едят совершенно зря, как ест худая скотина. Хорошая лошадь или хорошая корова никогда много не едят, потому что у хорошей скотины хорошо приспособленный организм, перерабатывающий и усваивающий хорошо принятую пищу.

– А плохая скотина – я пользуюсь вашим выражением?

– Плохая скотина много ест и совершенно зря. Это бывает большею частью от того, что она предварительно много голодала. А как попала на хороший корм, ну и набросится. Так и ямщики. Дома, вероятно, едят так себе, а тут в обозе пища вольная, – вот он и наваливается. Количество пищи совсем не соответствует работе…

– Да, да… Это вы правильно. Пожалуйста, говорите дальше, то есть о настоящей еде. Очень, очень интересно…

– Лучшими едоками в народе считаются пильщики, потому что и работа у них самая тяжелая… Вы только представьте себе, что такой пильщик в раннего утра и до позднего вечера работает не разгибая спины, а летний день выбежит у него в пятнадцать рабочих часов. Всякая другая работа ведется с прохладцей и с паузами, а тут даже остановок нет, Просто удивительно, как только могут выносить такую страшную работу…

– Да, да, ужасно. Но вы ничего не сказали, что едят пильщики?

– Едят они главным образом, конечно, хлеб, а дома предпочитают всему кашу.

– А мясо?

– Ну, мясо попадает редко и то солонина, как прибавка к щам, – ведь русские настоящие щи варятся без мяса и в лучшем случае только с «забелой» из сметаны. А каша варится так, чтобы зерно не совсем разварилось – сытнее и крепче, когда