Принц на черной кляче - Анна Ольховская

Шустов наслаждался прекрасно приготовленным блюдом, изредка поглядывая на задумавшегося спутника.

Совершенно непонятно, почему ОНИ выбрали в качестве Проводника этого амебообразного красавчика? Самый обычный парень, довольно сообразительный, но не более того. В нем нет ничего того, что должно быть у Проводника – стальной воли, жесткости, да что там – жестокости, без этого в будущей миссии никак, хитрости, изворотливости, умения владеть собой.

А этот – классический раздолбай и бабник. К тому же очень внушаемый бабник, что для Проводника неприемлемо. Проводник на то и Проводник, чтобы вести за собой толпы адептов.

Почему, почему ОНИ не доверили ритуал ему, их преданному и проверенному не единожды слуге? Тому, кто всю свою жизнь посвятил ИМ? За которым и сейчас уже идут сотни учеников?

Ладно, поживем – увидим. Он свою миссию выполнил, с будущим Проводником познакомился, мальчишка только что в рот ему не смотрит, каждое слово с жадностью ловит, так и светится в глазах пацанячье «еще!».

Никаких «еще!», пока не доем рыбу, уж больно она хороша, мм-м, вкуснятина!

Да и Сергей вон что-то замолчал, лицо словно выцвело, в глазах – боль и страх. Странно, с чего бы это? Ну да ладно, пусть погрустит парень, неохота лезть с расспросами, все равно…

Кожу на груди вдруг словно крапивой обожгло, профессор даже подавился от неожиданности и надсадно закашлялся.

Но быстро справился с приступом, ошарашенно поглаживая через рубашку саднящее место ожога.

– Что с вами, Петр Никодимович? – встревожился Сергей. – Сердце прихватило?

– Нет, просто поперхнулся, и теперь от кашля грудь болит, – успокаивающе улыбнулся профессор. – А вот с тобой что?

– В смысле?

– В прямом. Ты уже минут пять сидишь бледный и расстроенный, нет, даже не расстроенный, а словно испуганный.

– Вам показалось, – смутился Сергей. – С чего бы мне пугаться? Или расстраиваться? Впрочем, признаю – есть немного. Расстройства. Жаль, что с вами придется расстаться, вы так много интересного знаете!

– Да вы, батенька, еще и льстец! – рассмеялся Шустов, озадаченно рассматривая собеседника: почему ОНИ напомнили о себе через медальон именно сейчас?

Такими ударами-ожогами ОНИ пользовались крайне редко, прекрасно осознавая, что их взаимоотношения с этим человеком строятся исключительно на доброй воле человека. Ни заставить его, ни наказать ОНИ не могут, человек служит только ради грядущих бонусов. Да и сегодняшних бонусов хватает – собственно, все научные исследования профессора, как и обе диссертации, кандидатская и докторская, базируются на сведениях, полученных от НИХ.

А удары-ожоги через медальон ОНИ обычно применяют в случае форс-мажора, когда надо срочно обратить на что-то внимание профессора, направить его в нужную сторону.

Судя по всему, нужной стороной сейчас является причина грусти этого красавчика. Ну что ж, разберемся.

Никодим Шустов, шахтер из Донецка, знал только один вид отдыха – пьяные посиделки с друзьями, которые плавно, а иногда резко переходили в полежалки. Где накроет «усталость», там полежалки и случались.

И Прасковье, жене Никодима, приходилось в очередной раз идти на поиски загулявшего мужа, оставив дома трех несмышленышей, младший из которых, Петька, был инвалидом.

Правда, весной и летом, когда ночи уже были теплыми, женщина никуда не ходила – проспится Никодим и сам придет, но когда на землю начинали опускаться ночные заморозки, никуда не денешься, надо идти.

Иначе упившийся до состояния бревна супруг в бревно и превратится. Замерзшее такое полено.

С каждым годом Прасковье все труднее и труднее было заставлять себя выходить из теплого, уютного, пахнущего чистотой дома в холод и грязь, заглядывать во все подворотни, под заборы, шарить по кустам в поисках бессознательного тела муженька. Тяжелого, прошу заметить, тела и очень часто обгадившегося «с устатку».

И волочь эту смердящую тушу в дом, и пытаться затащить его в ванную, чтобы хоть немного смыть грязь и вонь. И молить Бога о том, чтобы глава семейства не очнулся.

Потому что Никодим, и по трезвяку не отличавшийся спокойным и мирным нравом, в пьяном виде просто зверел. И, если мог передвигаться самостоятельно, жене и детям приходилось несладко.

Да что там несладко – горько. Тошно. Страшно…

Особенно доставалась Петьке. Собственно, после рождения ребенка-инвалида (у младшенького был ДЦП) Никодим, до этого пивший в меру, и начал нажираться до свинского состояния.

Горевал так, ага. Ну как же – наконец-то сын родился (а первые две получились девчонки), и на тебе – безногий!

Хотя у Пети была не самая тяжелая форма ДЦП, мальчик мог, хоть и с трудом, но передвигаться. И пусть его сведенные судорогой ножки и ручки больше походили на конечности краба (не формой – выгнутостью), ходить и обслуживать себя самостоятельно Петя научился. И, как мог, старался помогать маме.

И до икоты, до истерики боялся отца. Боялся и ненавидел.

Потому что Никодим вымещал на ребенке свой позор.

Какой позор? Ну как же – пацан уродом родился! И после этого – как отрезало! Баба так и не смогла родить другого, нормального.

Хотя насчет урода Никодим лучше бы помолчал. Он сам не отличался ни ростом, ни удалью, ни красотой. Коренастый, обильно заросший густой порослью почти по всему телу, гордый обладатель огромного мясистого носа, маленьких глазок-буравчиков, широкого безгубого рта-щели, Никишка Шустов в юности популярностью среди шахтерских дочек не пользовался. Вообще.

И ладно бы только признанные красавицы обходили неказистого парня стороной, так нет же! Даже стоявшая в конце списка невест Дунька Симакова, коротконогая плоскогрудая деваха с рябым лицом и косыми глазами, отказалась гулять с «абиззяной носатой».

Впрочем, не сразу. Поначалу Дунька согласилась пойти с Никишкой в кино на «Кубанских казаков», ведь до сих пор в кино она ходила только с подругами, – парни обходили Дуняху стороной.

Но первое свидание оказалось и последним. А Дунька растрепала на весь поселок, что у Никишки жутко воняет изо рта, потные руки, и он совсем не умеет ухаживать. Ни словечка ласкового не сказал, лимонаду в буфете не купил, семечками не угостил, всю картину сидел молча, как истукан, только сопел все громче, а когда пошел домой провожать, в ближайших кустах попытался завалить девушку на землю и взять силой.

Но даже этого не смог – Дуняша сумела пнуть охальника в самое больное охальничье место и убежать.

В итоге Никодим стал посмешищем своего околотка. Что не могло не сказаться на и без того поганом характере.

Правда, это принесло и определенные бонусы. Всю свою неудовлетворенность, всю злобу Шустов вымещал в забое, ожесточенно врубаясь отбойным молотком в пласты угля. И выдавая на-гора по две-три дневные нормы.