Ночь Королей. Сражайся за свое сердце - Стелла Так

Сердце колотилось.

– Солт, – прошептала я.

Не знаю, какой реакции я ожидала. Может, что ее дружелюбный, отстраненный взгляд наконец трансформируется в нечто вроде осознания или признания.

Но мама только слегка нахмурилась.

– Солт? Ты, случайно, не родственница Эмеральд Солт? – поинтересовалась она.

– Да! Да, она… она моя бабушка, – с облегчением сказала я.

Может, она вспомнит меня? Ведь если она знала бабушку Эмеральд, то точно должна была знать и обо мне, не так ли?

Кей и моя мама обменялись многозначительными взглядами, но от следующих слов Кея у меня перехватило дыхание.

– Разве старушка Солт не живет совсем одна в том большом особняке на Осенней улице?

– Жила, – поправила мама. – Насколько я знаю, она живет в доме престарелых с тех пор, как перенесла инсульт. Сейчас особняк пустует.

Она посмотрела на меня.

– Разве у Эмеральд не было сына? – спросил Кей.

Моя мама пожала плечами.

– Да, но я не видела Люка со школы, и, насколько мне известно, несколько лет назад он умер.

Она говорила о моем отце, о своем муже, как о незнакомце. Как будто они никогда не были женаты.

Я почувствовала, как от моих щек отливает последняя кровь. Мои конечности сильно замерзли.

– Люк Солт… Он был моим отцом, – сказала я тихо.

Моя мама и Кей снова переглянулись.

– А я и не знала, что у Люка есть дочь. И Эмеральд никогда ничего не говорила о внучке.

Мама явно была настроена скептически.

– Я проверю.

Кей вышел из комнаты, а мама снова протянула мне стакан и приказала:

– Выпей.

Я взяла его дрожащими пальцами и сделала пару глотков.

– Могу я те… вас кое о чем спросить? – пробормотала я между глотками.

– Конечно. – Она улыбнулась.

– Разве ваша фамилия не Солт? – начала было я.

– Моя? – Мама посмотрела на меня одновременно с удивлением и беспокойством. – Нет, я шериф Беллами. – Она указала на табличку на груди.

Я проследила за ее взглядом, и мои пальцы так сильно сжали стакан, что вода выплеснулась наружу. Фамилия Кея тоже Беллами.

– Вы действительно знали моего отца только по школе? – поинтересовалась я.

Меня не волновало, насколько странным покажется ей этот вопрос. Мне нужно было узнать, что здесь происходит. Но я уже начала осознавать, что в этом замешано проклятие. Изольда, как и Ларк, рассказала мне об этом. Люди в Фокскрофте забыли нас, игроков. Единственный вопрос заключался в том, насколько далеко распространилось проклятие. Какие именно воспоминания оно стерло и вернутся ли они, если я просто останусь здесь на более длительный период времени? Моя голова гудела, увеличивалось желание снова ущипнуть себя, чтобы узнать, не было ли это просто сном.

– Люк Солт? – Моя мама посмотрела на меня со странным выражением лица, будто ей было не совсем комфортно со мной. – К сожалению, я мало о нем знаю. Мы вместе учились в школе, он был немного чудаковатым и уехал сразу после окончания. Больше мне ничего не известно.

Я ничего не смогла сказать ей в ответ. Снова появился шум в ушах, и на мгновение показалось, что время идет немного медленнее.

Рот мамы шевельнулся. Красный цвет ее губ казался слишком ярким. Белки глаз слишком пронизывающими. Зрачки были размыты, словно за ними не было настоящего выражения. Будто бы кто-то стер пальцами нарисованный мелом рисунок.

Я моргнула. Кей вернулся и серьезно посмотрел на нас.

– Ну и?.. – Мама выпрямилась.

– В системе нет ни одной девочки по имени Элис Солт, – сказал он.

– Вообще никого? – спросила мама.

– Только одна пожилая дама из Айдахо.

– Но… – в отчаянии пробормотала я.

Кей почесал затылок.

– У тебя с собой есть удостоверение личности? Водительское удостоверение? Или еще что-нибудь?

– Нет, – ответила я.

– А где твои вещи, Элис? – поинтересовалась моя мама. – У тебя ведь должно быть что-то еще помимо формы.

– Я… я не знаю, – соврала я и почувствовала, как учащается пульс.

Все мои вещи все еще были в Честерфилде, но я не могла этого сказать. Иначе они бы позвонили туда, спрашивали бы обо мне и задавали вопросы… вопросы, которые им не разрешалось задавать. Поэтому я просто промолчала.

Мама вздохнула и, наконец, кивнула.

– Спасибо, что уделила нам время, Элис. Мы вернемся к тебе на этой неделе, но прежде всего тебе нужно отдохнуть. Если что-нибудь понадобится, ты всегда можешь позвонить мне в участок.

С этими словами она положила визитку рядом с моей кроватью, а я уставилась на знакомый номер. Я знала каждую цифру наизусть.

– Хорошо, – сумела выдавить я из себя.

Она улыбнулась мне и шепотом рассказала обо мне доктору Найту, прежде чем дверь снова закрылась. Я осталась одна в комнате и совершенно не знала, что делать.

Каким-то образом Бетани, должно быть, удалось дать мне снотворное, потому что на меня нахлынула усталость и безжалостно толкала все глубже и глубже в темноту, пока я полностью не перестала что-либо чувствовать.

Я не знала, чего ожидать. Сны? Видения? Взгляд в прошлое? Весточка от Мадлен или кого-то еще? Увидеть хотя бы знак, намек о том, что здесь творится.

Абсолютно ничего. Только непроглядная чернота. Единственное, что я могла делать, – это слушать.

Мне показалось, будто я услышала шум вдалеке. Ритмичный щелчок и трение. Это было почти похоже на то, как десятки, сотни ног насекомых трутся друг о друга, но как только я попыталась сосредоточиться на нем, звук снова исчез. Поэтому все, что я могла делать, это сидеть в темноте и ждать. Внезапно мне послышался голос – низкий и мягкий, а пара сияющих глаз смотрела на меня из тьмы. Голос промурлыкал мне в ухо:

«Что ты здесь делаешь, маленький Раб? Разве ты не знаешь, что сны опасны? Они похожи на липкую паутину, которая ловит свою добычу. Чем глубже ты погружаешься, тем больше в них запутываешься. Просыпайся, пока не поздно, Элис. Просыпайся…»

Мои глаза расширились. В ушах звучало эхо.

«Проснись, Элис…»

Жесткая больничная койка тихо зашуршала, когда я повернула голову. Моя шея затекла. Я свернулась клубочком, как будто пыталась защитить себя во сне. Судя по мрачным теням, проникавшим в комнату через узкое окно, был вечер. Мой живот урчал.

Присев, я увидела рядом поднос с едой. Правда, она уже остыла. На тарелке лежал кусок шоколадного торта. Я уставилась на коричневую груду теста. На глаза навернулись слезы. Черт возьми, почему я не могу посмотреть на торт, не думая при этом об Изольде и Джексоне? В конце концов, это была моя идея – убежать, и я знала, что это будет нелегко, и тем не менее одиночество так угнетало, словно часть меня отсутствовала. Это было больно! Я была больна.