Тайный коридор - Андрей Венедиктович Воронцов

– Ну… видимо, он особенный военный, – допустил вторую грубую ошибку Звонарев.

– А об этом кто вам сказал? – Немировский глядел в упор на Звонарева.

Алексей вспомнил вдруг откровенно неприязненный тон, которым покойник говорил о гэбэшниках, и замялся.

– Да так… сам догадался.

– Не ври! – хрипло прикрикнул на него верзила-чекист, сидевший сбоку стола. – Ты с ним беседовал сорок минут и не провел никакого лечения. О чем вы говорили? – Он, вероятно, играл роль так называемого «злого следователя».

Звонарев, в жилах которого текла и дворянская кровь, болезненно не переносил фамильярности и хамства.

– Я с вами коров не пас, – сказал он сквозь зубы верзиле. – Попрошу не тыкать. – Судя по быстрому косому взгляду Немировского в сторону верзилы, этого было достаточно, но Звонарев никогда не умел вовремя остановиться. «Злой следователь» запнулся, а его понесло: – На арапа берете? Думаете: мы с этим фельдшером сейчас по-свойски разберемся? А знаете ли вы, что я студент Литературного института? – Это была его третья ошибка и, пожалуй, самая серьезная, судя по тому, как дернулись гэбэшники. Но наивный Звонарев посчитал, что они просто испугались, поэтому продолжил свой натиск, чреватый новыми ошибками. – Я вас, между прочим, свободно могу послать на три буквы! Я вам что – подозреваемый, что ли? Нашли за кого зацепиться! Вы что думаете: я к этому полковнику по своей охоте приехал? Я целые сутки работал, почти не спал, а они мне голову морочат! О пистолете я им не сказал! Пистолеты мне ваши до лампочки – я ими не занимаюсь. Я лечу людей, а пистолеты – ваше дело. И шпионов ловить, кстати, тоже.

– А почему вы думаете, что мы их не ловим? – тихо спросил очень внимательно слушавший его Немировский.

– Полковник говорил, как вы их ловите! «Проживали ли ваши родственники на оккупированной территории?» Из пушек по воробьям! Я сначала думал, что полковник свихнулся на шпионах, а теперь вижу, что это правда.

– Значит, вы думаете, что он был психически здоров?

– Я не психиатр, о чем я сразу сказал родственникам. Мне он показался заторможенным, сильно удрученным проблемами по службе, но не сумасшедшим. Вас же никто не считает сумасшедшими, когда вы спрашиваете в анкетах про оккупированные территории. Вообще, вам лучше знать, здоров он был или болен.

– Это почему же?

– Потому что только вы можете ответить на вопрос, правду говорил полковник про шпионов или нет. Если правду, то он был здоров, если ложь – то болен.

– А что он конкретно говорил про шпионов?

– Может, вам лучше проехать к нему на службу? Неужели вы считаете, что за полчаса он рассказал мне нечто, что раскроет вам тайну его самоубийства?

– А вы считаете, что он застрелился исключительно из-за служебных проблем?

– О других он в разговоре со мной не упоминал.

– Ребята, – сказал Немировский своим спутникам, – подождите за дверью.

Верзила и другой чекист, носатый, смахивающий на армянина, вышли.

– Отнеситесь к моим вопросам серьезнее, – призвал Алексея Немировский, когда они остались одни. – Вы – единственный человек, с которым он за последние дни вел продолжительный разговор. После того как вы уехали, с ним разговаривала лишь его жена – и то короткое время. Что это за проблемы? Называл ли он какие-нибудь имена?

– Никаких имен он не называл. А проблема – в «кротах», которые, как жук-древоточец, подтачивают наше государство. – О том, что такие «кроты», по мнению полковника, были в Политбюро и руководстве КГБ, Звонарев, еще и сам не зная толком почему, решил не упоминать.

– А какая связь была между его работой и «кротами»?

– Ну, это вам виднее.

– Ничего мне не виднее. Он работал в Главном разведывательном управлении Генштаба, занимался разведкой, а не контрразведкой. Вы понимаете разницу?

– Читал детективы, – буркнул Звонарев.

– Тогда вы должны знать, что разведка сама занимается внедрением «кротов» в стан врага, а не отлавливает их в своем стане. Покойный по роду своей деятельности не соприкасался с иностранными шпионами. Поэтому из ваших слов вовсе не следует, что проблемы его были исключительно профессиональные.

– Я думаю, это у вас есть исключительно профессиональные проблемы, – насмешливо сказал Звонарев. – Текучка заела, понимаю… Фарцовщики, валютчики… Вы не допускаете возможности, что наши «кроты» в стане врага получают информацию о вражеских «кротах» здесь и передают ее по назначению?

Пристальный взгляд Немировского стал тяжелым.

– Вы уверены, что сообщили нам все, что рассказал вам полковник? – тихо спросил он.

– В общих словах – да. Что же касается деталей, то он сам их избегал, говорил довольно обтекаемо, намеками.

Немировский опустил глаза в стол, подумал, потом достал из папки лист бумаги.

– Изложите, пожалуйста, письменно все, что вы рассказали мне. Будет лучше, – с неуловимым нажимом, таящим в себе угрозу, продолжил он, – если вы вспомните что-то и помимо этого.

Звонарев не ответил, взял бумагу и ручку. Не снисходя до вопроса, на чье имя писать заявление, он начертал вверху листа: «В КГБ при Совете министров СССР». Немировский, прочитавший эту надпись (в перевернутом виде), усмехнулся:

– Уже не при Совете министров. Впрочем, это не так уж и важно.

– Почему же неважно? Давайте исправим. При ком же вы теперь?

– А не при ком, – небрежно бросил Немировский. – Отдельное ведомство.

– Кому же вы подчиняетесь? Лично главе государства?

– Пусть будет – главе государства, если это вам так важно, – нетерпеливо сказал чекист. – Хотя глава государства у нас, как известно, – представитель законодательной власти. Вам будет трудно с ходу понять наш статус, так что не стоит зря тратить время. Приходите к нам в приемную на Кузнецком, мы вам все объясним. А сейчас пишите, пожалуйста.

– Так, может, вы, с вашим неопределенным статусом, и права не имеете заставлять меня что-либо писать? И допрашивать тоже?

– Успокойтесь, еще как имеем.

Алексей начал с милицейской фразы, которая ему как любителю короткого жанра очень нравилась: «По существу дела имею сообщить следующее…». Она сразу задавала пишущему стилистическую дисциплину, не позволяла ему плутать в трех соснах сопутствующих обстоятельств. Кроме того, необходимость сообщать именно «по существу» порождала стилистические перлы, которые Звонарев, часто сталкивающийся по роду деятельности с милицией, коллекционировал. «По существу дела имею сообщить следующее. На проезжей части обнаружен труп неизвестного мужчины 35–40 лет. Ноги трупа лежат параллельно туловищу…» Ужасная картина расчленения человеческого тела, возникающая при этом сообщении, не имела, впрочем, ничего общего с действительностью: служивый всего лишь хотел сказать, что ноги трупа вытянуты, но не нашел подходящего слова.

Заявление Звонарева уместилось на одной странице. Это было нечто среднее между его короткими рассказами и историей болезни из медицинской карты.

– Негусто, – недовольно пробормотал Немировский, пробежав глазами бумагу.

– Чем богаты, – развел руками Звонарев.

– Что