Мисс Сильвер приезжает погостить. Гостиница "Огненное колесо" - Патриция Вентворт

– Я ведь похожа на нее, да? Я не была с ней знакома, но…

– Вы немного на нее похожи.

– Тот же типаж?

– Да.

Фэнси убрала пудру и помаду и закрыла молнию на своей алой сумочке. Она сказала странным тоном:

– Думаю, именно поэтому… – Она резко обернулась. – Никому не хочется быть просто заменой, разве нет?

– Конечно.

– Я хочу сказать, что не стала бы ревновать к ней или что-то подобное. Я знала одну девушку, которая вышла замуж за вдовца; так вот она отказывалась переступать порог его дома, пока он не убрал все фотографии первой жены. Мне это казалось неправильным, тем более что в доме жили дети от первой жены. Я рассказала об этом маме, и она сказала: «Мужчина, забывший первую жену, забудет и тебя, не обманывайся на этот счет». Вот так сказала мама, и я бы не стала поступать, как та девушка. Но я не хотела бы выйти замуж, если бы мне предстояло быть этой фотографией, если вы понимаете, о чем я.

– Отлично понимаю.

Фэнси тяжело вздохнула.

– Он такой красивый, правда? Но когда дело дойдет до совместной жизни, может оказаться, что судить лучше по поступкам, а не по внешности. То есть нужно хорошенько подумать, прежде чем на это пойти, верно? – Она коротко рассмеялась. – Представляю, что вы обо мне думаете, пока я тут болтаю. С вами почему-то легко говорить. Что ж, думаю, нам пора.

По дороге домой Фэнси сказала:

– Она совсем не такая, как я думала. Она, пожалуй, милая.

Губы Карра дрогнули.

– Да, она, пожалуй, милая.

Он сказал это так, словно смеялся над ней, но смеяться было не над чем. Он был странный в этом смысле. Стараешься изо всех сил его развеселить, шутишь, но с тем же успехом можешь делать это перед кирпичной стеной. А потом, когда смеяться совершенно не над чем, он внезапно веселится. Ну, лишь бы веселился…

Она продолжила говорить об Элизабет:

– Жаль, что она не замужем. Я бы ни за что не хотела оказаться незамужней в двадцать пять.

На этот раз он рассмеялся в открытую. А что такого смешного она сказала?

– Ну, милая, тебе же до этого еще далеко. Еще пять лет, так ведь?

– Шесть. И я не понимаю, что тут смешного. Девушке не стоит с этим затягивать, так мама говорит. Она говорит, что привыкаешь все делать по-своему, а это не годится, потому что, когда выйдешь замуж, мужчина потребует, чтобы все было, как захочет он. Ну то есть она не считает, что нужно прямо-таки во всем ему уступать, но когда двое живут вместе, то понятное дело, они должны идти на уступки. А когда появятся дети, уступать придется еще больше, если ты понимаешь, о чем я. Так говорит мама, а она нас шестерых вырастила, так что кому знать, как не ей.

Карр перестал смеяться. Он никогда еще не чувствовал меньше любви к Фэнси, и при этом она никогда так сильно ему не нравилась.

– Твоя мама – очень разумная женщина. Я хотел бы с ней познакомиться. И не удивлюсь, если однажды ты станешь кому-нибудь хорошей женой, моя дорогая.

– Но не тебе?

Она не знала, почему эти слова сорвались у нее с языка, но так уж вышло – она их произнесла. А он посмотрел на нее со странной улыбкой в глазах и ответил:

– Нет, не думаю.

Ее красивый нежный румянец усилился. Большие синие глаза прямо смотрели на него.

– Я понимаю, о чем ты. Мы оба думали, что у нас получится, но нет, ничего не выйдет. Я поняла это, как только увидела тебя с этой девушкой, Элизабет. Ты ведь любил ее, так?

Его взгляд стал холодным.

– Это было давно.

– Я бы сказала, что ты очень ее любил. Я бы даже сказала, что ты все еще ее любишь. Вы подходите друг другу, если понимаешь, о чем я. Вы были обручены?

Он ответил теми же словами:

– Это было давно.

Дальше они шли в молчании. Фэнси подумала: «Мы не можем идти две с половиной мили и не разговаривать. Я просто закричу, а он решит, что я спятила. На этих деревенских дорогах такая тишина, можно услышать даже свои мысли». Она заговорила, чтобы нарушить молчание:

– Она тоже тебя любит, это видно.

Он нахмурился, но не рассердился, потому что положил руку ей на плечо и слегка по нему похлопал.

– Ты всегда сможешь открыть брачное агентство, если у самой с этим ничего не выйдет. А теперь не будем больше говорить обо мне. Расскажи мне про свою маму и твоих братьев и сестер.

Кэтрин Уэлби оглядела свою гостиную и подумала: «До чего красивая комната». Некоторые вещи в ней были старыми и потертыми, но все равно хорошими, так как переехали сюда из Меллинг-Хауса. Столик времен королевы Анны можно в любой момент продать за пару сотен фунтов. Как и персидские ковры – подарок от миссис Лесситер, ну или почти подарок. Миссис Мэйхью вспоминала, что слышала, как миссис Лесситер говорит: «Пусть миссис Уэлби возьмет эти ковры и столик из Голубой комнаты». И добавила: «Почему бы ей ими не пользоваться». Но миссис Мэйхью незачем было об этом вспоминать, да она бы и не стала, если ее к этому не побуждать, а Кэтрин Уэлби не собиралась этого делать. Почти вся мебель, стоявшая в Гейт-Хаусе, оказалась там на тех же слегка спорных основаниях. Она собиралась открыто поговорить об этом с Джеймсом Лесситером. На самом деле это была одна из причин, по которой она ждала его на кофе. Нужно было представить ему обстановку Гейт-Хауса под видом подарков его матери.

Она с признательностью огляделась. Тетя Милдред определенно хотела, чтобы она владела этими вещами. Вот эти шторы были выкроены из старых, что пролежали в шкафу бог знает сколько времени; поблекшие, но зато какая дивная парча – симметричные завитки нежных оттенков синего и зеленого на матовом розовом фоне. Ткани хватило еще на обивку стульев и дивана, подушки на котором повторяли цвета завитков на шторах.

Кэтрин оделась в тон комнаты. Зеркало в позолоченной раме над высокой каминной полкой отражало ее матово-синее домашнее платье, красивые волосы и гордый поворот головы. Она сразу же услышала шаги, которых ждала, вышла на узкую площадку у подножия лестницы и распахнула входную дверь.

– Джеймс, входи! Как хорошо, что ты пришел! Дай же мне на тебя посмотреть! Нам не стоит говорить, сколько лет прошло, верно?

Он был с непокрытой головой, в темном костюме, без пальто и шарфа. Когда она провела его в освещенную комнату, он рассмеялся и ответил:

– Глядя на тебя, можно подумать, что всех этих лет и не было. Ты не изменилась.

Она лучезарно улыбнулась в ответ:

– Правда?

– Ты стала красивее, но думаю, ты и без меня это знаешь. А я? Я получу какую-нибудь оценку?

Она смотрела на него с неподдельным удивлением. Когда-то он был красивым юношей; в сорок шесть он выглядел гораздо привлекательнее, чем можно было ожидать. Фотография, которой так гордилась тетя Милдред, не лгала. Она ответила, не переставая улыбаться: