Мои мужчины - Саша Канес

Я с силой задвинула зеркальную дверь купе, разделась до трусов и, перед тем как завалиться в постель, критически осмотрела себя в зеркале. Ну кому я могу понравиться? Совершенно закономерно, что мальчишки никогда не пытались за мной приударить. Ничего нет во мне женственного, соблазнительного! Смуглая шатенка невысокого роста, метр шестьдесят два. Никакой утонченности в фигуре, руки, как у мальчишки, с коротко остриженными ногтями. На ладонях — мозоли от весел и топора.

По рукам сразу видно, что я все время занималась спортом, более подходящим для мальчиков: то самбо, то стрельбой из пистолета, то рубкой дров… Глаза серые, нос… нос как нос. И губы как губы, не огромные, не сладострастные, как в заграничной рекламе помады. Полно веснушек и красных следов от жестоких комариных налетов. Ноги прямые, слава богу, не волосатые, но не от ушей растут и не от коренных зубов. Не худая совсем, талия сантиметров шестьдесят пять, а как поем — так и все семьдесят, не меньше. Грудь, как мне кажется, великовата, ходить без лифчика я еще могу, но при беге сиськи болтаются так, будто вот-вот оторвутся. Мне еще все время кажется, что они не совсем симметричные, левый сосок явно чуть больше правого. Я все время собиралась измерить их, но как-то странно мне казалось брать линейку, приставлять ее к себе… На левой груди теперь красовался огромный покус. Я навсегда запомнила того слепня или, может быть, овода, который умудрился укусить меня прямо сквозь футболку, когда мы проходили небольшой порог в самом конце маршрута. Рядом с перекатом на лугу паслось большое стадо, а этот членистоногий гурман, видимо, пресытился мычащей говядиной и решил побаловать себя человечинкой. Грудь мою он выбрал, видать, из-за того, что всевозможным рулькам и голяшкам все же предпочитал на вкус вымя. Огромное насекомое вцепилось в мою плоть, а я, сидя впереди, не могла ни на секунду отпустить весло, иначе бы наша лодка со всего маху влетела в огромную серую скалу. Боль в момент укуса была ужасной. Даже после того, как я, пройдя порог, остановила байдарку и густо обмазала укус йодом, красное пятно продолжало расти. Кожа в этом месте на ощупь оставалась воспаленной и горячей. Я еще раз рассмотрела уродующее левую грудь пятно и решила по приезде в Москву сходить в поликлинику.

Голова ужасно кружилась. Я легла, натянула простыню до самого подбородка и ощутила себя совсем маленькой, несчастной, никому не нужной. Еще два дня назад я твердо знала, что очень нужна своим родителям, и уже одного этого мне было более чем достаточно. Что такого случилось вчера? Почему этот парень, пустивший меня пописать и, следуя указаниям собственного начальства, устроивший нам поездку в отдельном вагоне, занял такое место в моей душе? Почему же он не спросил, как нас найти в Москве?! Я лежала с открытыми глазами и хлюпала носом.

В этот момент в купе как-то тихо и, я бы сказала, воровато протиснулся Славик. Он даже не заметил, что на моих глазах — слезы, и, повздыхав, начал пояснять свою мысль о том, что деньги, на его взгляд, в ближайшее время будут играть намного большую роль, чем раньше, а пренебрежение, которое интеллигентская среда демонстрирует по отношению к материальным ценностям, совершенно ничем не оправдано. Он говорил еще и еще, не ожидая от меня никакой реакции, я была ему за это очень благодарна. Я не слушала его болтовню, но она отвлекала меня от дурацких мыслей.

Был разгар дня, и в окно безжалостно лупило солнце. Слепящие лучи пробивались сквозь толстое двухслойное стекло, преодолевая его, по-видимому, вековечную немытость. Повернув голову, я увидела, что мои глаза находятся как раз напротив ширинки Славиковых брюк. В голову мне взбрела идея повторить салават-юлаевскийэксперимент. Как бы ненароком я повернулась и подтянула простыню таким образом, что моя правая грудь высунулась наружу и частично оказалась предоставлена его обозрению. Через секунду я заметила, что Славик запнулся, начал заикаться и путаться в словах. Зато в штанах началось движение. Левая брючина в верхней своей части оттопырилась, и я заметила, что задергавшийся внутри ее большой упругий стержень уперся в грубую ткань и не может подняться дальше вверх. Эксперимент дал повторный положительный результат! Я поняла, что все-таки хотеть меня можно, и, чтобы подавить явную улыбку, прикрыла глаза. Спустя короткое время, может быть всего несколько секунд, я ощутила, что Славик пересел на краешек моей полки и, наклонившись, целует мою шею. Я хотела было согнать его, но, кроме шума в голове, ощутила еще приятную истому и решила позволить ему некоторое время продолжать это занятие. Довольно быстро, не удовлетворившись моей шеей, он запустил руки под простыню и начал гладить и тискать грудь. Покусанную левую сиську я загородила, но правая явно получала от этой первой в жизни мужской ласки некоторое удовольствие. Особенно мне понравилось, как он проводил пальцем вокруг соска, а потом тихонько пощипывал его. Вместо того чтобы прекратить все немедленно, я не удержалась от искушения и, расстегнув молнию на его штанах, запустила туда свою руку. Порывшись в сатиновых трусах, я наконец нашла что искала и, ухватившись за горячий пульсирующий орган, милосердно дала ему задраться вверх, к чему он и стремился. Несмотря на странное нездоровое состояние, держать в руке эту толстую подергивающуюся живую палку мне понравилось. Тихий стон членовладельца был мне так же забавно-приятен. Когда Славик залез пальцами мне между ног, там уже было совершенно мокро. Дальнейшее я помню плохо до того момента, пока не ощутила внезапную резкую боль, как будто мне с силой вывернули, даже вывихнули ногу. Я очнулась и поняла, что означает эта боль и эти резкие толчки внутри меня, но не закричала, так как больше всего на свете не хотела, чтобы отец и наши друзья услышали меня и вошли. Не говоря ни слова, я вывернулась и вышвырнула наружу порвавший меня член. Со всей силы я сжала его в руке, и в этот момент Славик опять застонал, дернулся и выпустил мне на живот горячую липкую струю.

- Вон отсюда! — Я скрежетала зубами от омерзения и к нему, и еще больше к самой себе.

Мне не был нужен ни он сам, ни его хер, заляпанный сейчас моей кровью. Доигралась, закомплексованная дура!

И в этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился проводник Вася. Тупо глянув на мои скомканные простыни и на Славика, лихорадочно пытавшегося застегнуть брюки, Василий все же продолжил протискиваться к столику, бормоча себе под нос:

- Что, е…ся, молодежь? Е…теся, е…теся… А я тута с вами в уголке посижу, покурю с вами тута…

Головная боль и тошнота сделались невыносимыми. Я свесилась вниз, и меня тут же вырвало прямо на пол. Но облегчения я не почувствовала. Сознание покинуло меня.

Несколько дней и ночей я провела в полузабытьи, ощущая сквозь проблески сознания дикую головную боль, причем казалось, что голову мою с силой сжимают железным обручем. Тошнота тоже никуда не делась. Меня неоднократно пытались напоить то водой, то чаем, но мой организм отторгал поступавшую в него жидкость. Окончательно я пришла в себя уже в палате, точнее, в тесном двухместном боксе в главном здании Центральной московской инфекционной больницы. Но тогда я сама не знала, где нахожусь. Из небытия меня опять-таки вырвала боль, только уже не в голове, она, слава богу, уже чуть-чуть успокоилась. Больно было в локтевом сгибе правой руки, куда пожилая полная медсестра с проклятиями заталкивала тупую иглу.