Морской бой - Максим Шахов

А можно ли это объяснить? Тем более старику. Ведь самые большие мечтатели и фантазеры – это старики и дети. Дети – потому что у них все еще впереди, они еще только собираются вступить в жизнь. А старики? Старики живут прошлым, они думают о том, как бы можно было прожить жизнь заново, если бы такая возможность представилась. Сколько можно было бы сделать по-другому, скольких ошибок удалось бы избежать. Это ведь тоже мечты. И они такие же несбыточные, как и мечты пятилетнего ребенка. Так стоит ли сердиться? Может, надо быть снисходительнее к ним.

Андрей любил отца. Любил, потому что тот вырастил его после смерти мамы, любил, потому что уважал его заслуги, его жизнь, гордился им. А еще любил потому, что у них было очень много общего. И это несмотря на их различия – хмурую строгость старого капитана первого ранга и веселую бесшабашность молодого капитан-лейтенанта.

Парагвай. Город Кампо-Сильва, департамент Альто-Парагвай

Пыльная улица уходила в сторону плато и сливалась там с чахлой растительностью, каменным крошевом и группой скал, которые топорщились, как гнилые зубы в стариковском рту. Городок вырос на месте поселения скотоводов и буровиков в пятидесятые годы, когда здесь обнаружили месторождения природного газа. Потом газ в недрах иссяк, скотоводы ушли дальше на запад, и Кампо-Сильва зачах. Здесь еще жили ремесленники, здесь еще изготавливали седла и упряжь для верховых лошадей, здесь ткали шерстяные ткани да раз в год собиралась большая ярмарка. Продавали скот, мясо, зерно. За счет этих ежегодных торгов городок еще и жил. Правда, была еще одна статья доходов – стилизованный квартал. В него входила гостиница, построенная в начале двадцатого века, магазин в щитовом длинном доме эпохи Гражданской войны 1811 года и кафе, построенное по типу хижин индейцев гуарани. В кафе была веранда и современная кровля из стилизованного под пучки соломы пластика. Но туристам это нравилось. Нравилась и дикая смесь архитектуры, и само кафе, и даже предлагаемая кухня.

Многие, особенно европейцы и североамериканцы, почему-то считают, что кухня Парагвая – это что-то крайне экзотическое. Туристы с большим удовольствием едут в сельву, едут на плато Гран-Чако. Но они не подозревают, что тот туристический продукт, который им сбывают менеджеры, не более чем синтетическая культура пастухов гаучо, сложившаяся в XVIII–XIX веках. Что-то почерпнули у индейцев, что-то привезли с севера, что-то осталось в результате аргентинского и бразильского влияния. И все это под приправой испанского колониального влияния.

Эта культурная смесь особенно отразилась на специфической кухне, которую предлагают туристам. В Парагвае много дичи, и поэтому существует много разнообразных блюд из диких индюков и куропаток. Очень популярны бори-бори – большие фрикадельки из кукурузы или мяса, которые кладут в бульон, и гуизо – кусочки мяса с рисом. Из салатов довольно популярны фруктовые и салат из редиса. Пользуется спросом рыба, жаренная на решетке, курица в зеленом соусе. Хотя вообще-то жареное на огне мясо – продукт, типичный для гаучо, а отнюдь не гуарани.

С большим удивлением туристы узнают, что виноделие в Парагвае умерло, почти не зародившись. Те вина, которые производят здесь, – лишь аналог сортов, уже изобретенных в Европе. Правда, есть еще сапа – местная водка из сахарного тростника, – и тут уж возразить сложно, это действительно оригинальный продукт, не имеющий аналогов в мире.

Однако нельзя сказать, что в парагвайской кухне нет своих особенных черт. Взять хотя бы чай мате. В былые времена он применялся в качестве вспомогательного средства при лечении ожирения, поскольку подавляет чувство голода и оказывает легкое слабительное действие. Изготавливается он из листьев вечнозеленого падуба парагвайского и обязательно заваривается в сосуде из местной тыквы-горлянки.

В этот ветреный холодный день человек с неопрятной седой бородой подъехал к La cafetería «Gaucho» на открытом «Виллисе» времен Второй мировой войны. Одет он был в некую смесь камуфляжа и специального рабочего костюма, так что по виду было сложно определить род его занятий. Однако в городке его, видимо, знали достаточно хорошо, потому что, когда человек поднялся на веранду, в кафе раздался легкий гул голосов:

– Эй, Герман! Давненько тебя не было видно…

– Герман, где пропадал, старина?

– Ну, что? Открыл новые месторождения?

Человек снисходительным взглядом обвел завсегдатаев из числа местных бездельников, которые начинали собираться в кафе часов с трех дня. Кто-то резался в карты, кто-то таращился в телевизор, по которому передавали запись последнего матча по футболу на кубок национальной лиги. Человек поправил зажатую под мышкой коричневую папку, плотно набитую бумагами, и подошел к стойке:

– Алонсо, плесни мне на два пальца вашей гадости.

Бармен улыбнулся и по привычке первым делом протер тряпкой поверхность стойки.

– Сколько ты сюда уже ходишь, Герман, – блестя зубами, сказал бармен, – столько ты и называешь сапу «ваша гадость». Ты все еще считаешь себя иностранцем?

– Я живу тут почти тридцать лет, – проворчал Герман. – Но к вашей водке никак не привыкну. Ты почему не возишь нормальную, европейскую? Русскую водку, к твоему сведению, уважают во всем мире. И ценят повыше собственных крепких напитков.

Бармен, улыбаясь, достал с полки бутылку, поставил на стойку стакан и налил туда местного напитка. Он, видимо, привык к постоянной болтовне Германа, к его манере всех поучать, к его назидательным речам.

– Немцы, которых тут много, и те предпочитают русскую водку, а не свой шнапс, – продолжал Герман.

– Шнапс, а что это?

– Это национальное немецкое виски, – попытался пошутить Герман.

– Ты ничего не смыслишь в коммерции, – вяло сказал бармен, продолжая этот разговор от безделья. – Я привезу твою водку, если найду ее в Асунсьоне, я заплачу за нее, как за французское марочное вино, а кому я ее буду продавать? Этим? – Бармен кивнул на бездельников. – Они ее покупать не будут, потому что им наплевать на вкус, послевкусие, букет и все прочее. Напиток должен бить в голову и быть дешевым – вот и вся их потребность. А туристам, которые приезжают сюда в сезон, водка не нужна. Ее они могут попробовать в больших городах и ресторанах дорогих отелей. Сюда они едут пробовать сапу.

– Вот так всегда, – осушив стакан и поперхнувшись, сказал Герман. – Вот поэтому к вам цивилизация никак и не придет. Сумочки из панциря броненосца, ремни из крокодиловой кожи, которые скупают туристы, электроэнергия от огромной электростанции, которую забирает Бразилия, вот и все ваши богатства.

– Это не ко мне, – пожал плечами бармен, – это к правительству. У меня свое дело, а на остальное мне наплевать. А сам-то ты чего тут живешь? Возвращался бы в свою Россию. Теперь, наверное, можно, теперь там нет коммунистов, и тебя простят за побег.

– Я не бежал, я просто остался здесь. Плесни-ка мне еще! – угрюмо сказал Герман. – И у меня есть тут дело, товар. Просто он не нашел еще своего покупателя.

– Знаю, ты все пытаешься продать какой-нибудь компании свои данные о залежах природных ископаемых? Только я скажу тебе, Герман, что ты все делаешь не так. Так, как ты, не продают. Товар надо преподнести, показать его достоинства. Нужна реклама, нужно определиться с потребительской нишей. А ты? Ты мотаешься по округе и пьешь с безденежными буровыми мастерами. А безденежные они потому, что буровых вышек здесь нет уже лет сорок. Ты должен общаться с чиновниками из министерства, ты должен выйти на директоров компаний. Ты должен хотя бы купить себе приличный костюм.