Здесь, на знакомых тротуарах... - Денис Георгиевич Кащеев

сам взяв юношу за локоть, врач увлек его за собой вперед по коридору.

Иван покорно поплелся, куда повели.

Возле нужной платы доктор кивнул спутнику на банкетку у стены, дождался, пока тот присядет, после чего скрылся за дверью, плотно ту за собой прикрыв. До слуха юноши донесся его голос – судя по интонации, врач о чем-то спросил у пациентки, но смысла слов отсюда было не разобрать. Ответа, если тот вообще прозвучал, Иван и вовсе не уловил, но судя по тому, что доктор заговорил снова – размеренно и спокойно – в палате все было в порядке.

Если, конечно, само понятие «в порядке» хоть как-то применимо к происходящему!

Юноша тяжело вздохнул – и вдруг не столько углядел, сколько почувствовал какое-то движение в дальнем конце коридора. Машинально вскинул голову – и наткнулся взором на высунувшегося из-за угла странного вида мужичка «метр с кепкой» ростом. Лохматого, бородатого, в длинной рубахе навыпуск – местами, похоже, дырявой, местами чем-то заляпанной – широких штанах с пестрыми кривыми заплатами на коленях и чуть ли не в лаптях. Ни халата, ни бахил, ни маски – ничего из того, что положено посетителям и персоналу больницы – на неряхе и в помине не было! Что еще за на фиг?!

Мужичок в свою очередь не то с любопытством, не то с удивлением уставился на Ивана – аж рот приоткрыл, зазевавшись. Простоял так несколько секунд, затем почесал грязными пальцами всклокоченную бороду – и подался вперед.

– Эй, так сюда нельзя! – воскликнул юноша, непроизвольно вскакивая с банкетки.

– Как сюда нельзя? – недоуменно послышалось тут же у Ивана за спиной. Юноша поспешно оглянулся: из дверей маминой палаты показался давешний врач.

– Да вон… – Иван снова повернулся к нелепому мужичку, но того уже и след простыл. – Бомж какой-то приходил, – нахмурившись, пояснил юноша доктору. – Грязный, вонючий… – он осекся. – Наверное, вонючий, – уточнил, сообразив, что неприятного запаха не уловил – наверное, из-за разделявшего из с незнакомцем не столь уж и малого расстояния и плотной завесы чисто больничных ароматов. – Без халата, без маски…

– Бомж? – с нескрываемым сомнением покачал головой медик. – Здесь, на этаже? Это невозможно! – убежденно заявил он.

– Точно вам говорю! Из-за угла вышел, а когда вы появились, а я отвернулся – наверное, убежал!

– Ладно, я разберусь, – кивнул врач – правда, Иван так и не понял, поверил тот ему или нет. – А ты иди к матери, – отступил доктор с прохода в дверях.

– Да, конечно, – тут же подорвался Иван.

– У тебя пятнадцать минут, – напутствовал его собеседник уже в спину.

– Ага, спасибо…

В палате мать лежала одна. Что медики, по их заверениям, таки установили в точности – Гиппократ их знает, каким образом – болезнь ее не была заразной. Собственно, иначе бы Ивана внутрь никто бы и не пустил, ни сегодня, ни раньше. Тем не менее, соседок сюда не подселяли – всего тут имелось аж четыре кровати, но три как пустовали изначально, так и стояли нетронутыми до сих пор. На краешек одной из них, ближайшей к занятой, уже привычно и присел юноша. Потянувшись через узкий проход, осторожно положил пальцы поверх материнских, скрюченных, сухих и обжигающе горячих.

– Здравствуй, мама! – проглотив невесть откуда подкативший к горлу ком, сипло выговорил он.

– Здравствуй… – с заметным трудом повернув в его сторону голову, пробормотала женщина, в осунувшемся лице которой Иван едва узнавал дорогие, родные черты.

– Выглядишь будто бы чуть получше… – неубедительно соврал юноша.

Если бы! Ровно наоборот! Гораздо хуже, чем еще вчера! А вчера было хуже, чем позавчера… Ну как так-то?!

– А у нас дома горячую воду отключили! – собравшись с духом, в уже наработанном делано-беззаботном ключе продолжил Иван. – Пишут, что на десять дней. – А еще…

– Подожди!.. – прервала его внезапно больная. – Я обязательно должна тебе кое-что рассказать… – слова явно давались женщине нелегко, и сын в свою очередь поспешил ее урезонить:

– Расскажешь, когда уверенно пойдешь на поправку – куда спешить? – отчаянным усилием ему даже удалось выдавить некое подобие улыбки.

– Есть куда спешить… – твердо, насколько это только было достижимо в ее состоянии, возразила мать. – Мне приснился сон… Необычный сон… Правильный…

– Сон? – зачем-то переспросил Иван.

– Да… И теперь я знаю… Знаю, где взять нужное лекарство…

«Врач сказал, что лекарства не существует!» – чуть не прокричал было на это юноша, но вовремя прикусил себе язык.

– Нужно… Нужно добыть перо Жар-Птицы… – продолжила между тем шептать больная.

– Хорошо, – на автомате кивнул Иван. – Э… Что? – опешил он, не сразу осознав услышанное.

– Ну, помнишь… В детстве… Ты совсем маленький был… Я читала тебе сказку… Про Ивана-Царевича и Жар-Птицу… Тебе нравилось…

Не то чтобы он и впрямь помнил, но допустим…

– Вот… Значит, перо… Жар-Птицы… Нужно обязательно его достать… Оно мне поможет… Это точно…

– Поможет? Перо? Сказочной Жар-Птицы? – окончательно растерялся юноша.

– Да… Оно и только оно… Я теперь наверняка знаю…

– А, ты шутишь, да? – догадался Иван.

Несмешно. Но, наверное, хорошо, что у больной в принципе есть силы на хохмы, пусть даже и не самые удачные? Ведь хорошо же?

– Это не шутка… – выговорила, однако, мать. – Я серьезна, как никогда…

– Но мама… – оторопело покачал головой юноша.

Она всегда была убежденным материалистом – что называется, до мозга костей! Даже не сплевывала через плечо, если встречала черную кошку и не стучала по дереву во избежание сглаза. Инженер по профессии, мать пребывала в непоколебимом убеждении, что мир вокруг абсолютно рационален. А сны – просто сны. Сказки – просто сказки, место которым – на детской книжной полочке…

В таком духе она и сына воспитывала.

– Ваня!.. Прошу!.. Добудь!.. Перо!.. Жар-Птицы!.. – безжизненно лежавшие до сих пор под его ладонью, пальцы матери вдруг стиснули руку юноши – крепко, почти до боли.

Твою ж налево! Видимо, все даже еще хуже, чем казалось – хотя вроде бы куда уж хуже?! Не иначе, вслед за телом матери болезнь добралась и до ее разума…

– Хорошо, хорошо, добуду! – в глубоком отчаянии поспешил заверить больную сын.

Железная хватка тут же