Парадиз-сити - Лоренцо Каркатерра

Ло Манто пересек дорогу на красный свет, не обращая внимания на злые крики водителя красного «Фиата», и вышел на площадь Данте. Вытащив из кармана новую пачку жевательной резинки, он открыл ее и сунул в рот сразу три подушечки. В большинстве культур давление, оказываемое на молодых мужчин с целью заставить их жениться, было обычным явлением. В Неаполе с его древними традициями оно было почти невыносимым. Однако, как бы ни давили на Ло Манто родственники и коллеги, сам он никогда не рассматривал такую возможность. Он не собирался оставлять после себя заплаканную вдову, а, учитывая характер своей работы и людей, с которыми ему приходилось иметь дело, это был единственный возможный исход его женитьбы.

Джанкарло Ло Манто не хотел, чтобы кто–нибудь растрачивал свою любовь и слезы, рыдая на его могиле.

Пит Росси сидел за массивным письменным столом из красного дерева, спиной к Гудзону, в неподвижных водах которого, словно в зеркале, отражалась панорама Нью—Йорка. Его пальцы с ухоженными ногтями покоились на ручках кресла, обтянутого итальянской кожей. Он был настоящим красавцем с загорелым гладким лицом и темными, как зимнее небо, глазами. Густые каштановые волосы зачесаны назад, но две непослушные пряди упали на лоб. На Росси был темносиний костюм от Армани, сорочка в тонкую голубую полоску от Дж. Трипплера и кроваво–красный галстук, а также выполненные в одном стиле золотые запонки и булавка на галстуке. Одним словом, Росси можно было хоть сейчас помещать на обложку снобистского журнала «GQ»[2].

Росси окончил экономический факультет университета в Бостоне и получил степень бакалавра в университете Нью—Йорка, оказавшись лучшим выпускником в обоих вузах. Он являлся президентом экспортно–импортной компании с многомиллионным оборотом, совладельцем трех ресторанов на Манхэттене и одного ресторана выездного обслуживания в Бронксе. Росси сторонился биржи, предпочитая вкладывать свободные деньги в муниципальные облигации, казначейские векселя и акции европейских компаний — операторов мобильной связи. Он был женат и жил в сумасшедшем темпе, его лицо появлялось на страницах скандальных газет Нью—Йорка не реже, чем в солидных финансовых изданиях. Для тех, кто следил за новостями делового мира, Пит Росси являлся молодым бизнесменом, быстро идущим в гору. Что касается преступного мира, то он уже давно находился в его центре.

Самый молодой и наиболее влиятельный из крестных отцов каморры, он активно внедрял в практику новые подходы к контролю над разветвленной преступной империей. Некоторое время назад главари каморры решили оставить место в газетных заголовках и списках арестованных для своих островных коллег — сицилийских мафиози. Они сочли, что вести бизнес прежними методами и щеголять своей принадлежностью к бандитскому братству стало с некоторых пор невыгодно и опасно. Каморра начала продвигать своих членов вверх по социальной лестнице. Она набирала молодежь из семей либо неимущих, либо задолжавших ей, либо просто тех, которые хотели, чтобы их дети вырвались из нищеты, отправились в райскую страну за океаном, получили там прекрасное образование и затем наслаждались жизнью. Старшие каморристы приглядывались к каждому новобранцу и давали ему образование, отвечающее его навыкам и способностям, причем в любой области знаний — от медицины до финансов. За последние четыре десятилетия каморра проникла во все сферы общественной жизни — как в Неаполе, так и в Нью—Йорке, выглядя вполне благообразно и добропорядочно для постороннего взгляда и одновременно верша грязные дела в темноте и молчании. Среди тысяч рекрутов каморры самым лучшим — как, впрочем, и везде — оказался Пит Росси, сын уважаемого дона.

Росси глубоко вздохнул и, подняв взгляд от лежавшего перед ним гроссбуха, посмотрел на мужчину постарше, сидевшего по другую сторону стола с незажженной кубинской сигарой в правой руке.

— Кто–то сливает ему информацию изнутри, — сказал Росси, откинувшись на прохладную спинку кресла. — Скорее всего, какой–нибудь стукач.

— Кем бы он ни был, он не может занимать сколько–нибудь высокое положение в нашей иерархии, — ответил мужчина. — Иначе этот коп доставлял бы нам гораздо больше проблем.

— За последние годы по его милости мы понесли убытки на 154 миллиона долларов, — проговорил Росси звенящим от гнева голосом. — Этих «проблем» для тебя недостаточно, Фрэнк?

— Я имею в виду, что он действует в одиночку, — пояснил Фрэнк. — С одним–то парнем мы справимся, ведь так?

— Я думаю, настало время сделать это. Его геройствам пора положить конец, иначе они могут вдохновить на подвиги других.

Фрэнк Сильвестри поднялся со стула, сунул волосатые руки в карманы брюк, подошел к большому окну, выходящему на Гудзон, и стал смотреть на реку. Сильвестри, не так давно перешагнувший пятидесятилетний рубеж, состоял членом каморры с тех пор, как молодая мать, измученная нищетой и будучи не в состоянии растить сына, вышвырнула его, восьмилетку, на улицу. Каморра устраивала неугомонного парня в несколько школ, но, капризный и легко возбудимый, он не смог прижиться ни в одной. Однако год, проведенный в монастырской школе Монте—Кассино неподалеку от Салерно, помог исправить его буйный нрав и научил парня искусству терпения. Со временем Сильвестри — высокий, мускулистый, обладающий выносливостью боксера, — научился думать не хуже, чем драться, и стал незаменимым помощником дона Николо, отца Пита Росси.

Сильвестри знал, когда нужно нападать, а когда лучше залечь и не высовываться. Он рано выучился использовать уязвимые места противника и понял, что зачастую гораздо выгоднее не уничтожить врага, а подчинить его себе. Это тоже победа, причем побежденный никогда не станет мстить — хотя бы из одного только страха. Когда пришла пора, чтобы старый дон выбрал главного помощника для своего сына, выяснилось, что никто не подходит на эту роль лучше, чем Фрэнк Сильвестри.

— Он всего лишь муха, летающая над дерьмом, — пренебрежительно процедил Фрэнк, провожая взглядом корабль–мусорщик, плывущий по фарватеру реки. — Пусть с ним разберутся местные. Нам нет смысла марать об него руки. Не тот уровень.

— Местные пытаются разобраться с ним с тех самых пор, когда он пришел в полицию, — жестко сказал Росси. — Черт, когда он стал копом, я еще был студентом, а ты выбивал долги из мелких торговцев! Они не смогли остановить его тогда, не смогут и сейчас.

— Если хочешь, я могу сам заняться этой проблемой. Например, объявить награду за его голову, чтобы компенсировать местным затраты. По–другому нам не стоит быть вовлеченными во все это.

— Мы уже вовлечены, Фрэнки! — Голос Росси звучал низко и угрожающе, взгляд, устремленный на Сильвестри, был тяжелым и немигающим. — Мы были вовлечены в это с самого начала! Речь идет не о простом легавом, который мечтает дослужиться до капитана, прежде чем уйдет в отставку. Этот парень всерьез намерен прижать нас, причем он действует по собственному плану и по своему усмотрению.