Любовь среди рыб - Рене Фройнд

Фред присел за стол. На нем стояла — как когда-то в его детстве — святая кулинарная троица: соль (с засорившими ее зернами риса), перец (во всяком случае, серый порошок тонкого помола), а также флакончик пряностей (с усилителем вкуса).

Трое мужчин продолжали смотреть на него. Необязательно было владеть ясновидением, чтобы прочитать их мысли: «Кто такой, не знаю. Здесь, в долине, никогда не видал. Но, может, и ничего, обойдется без драки».

Из кухни показался человек в кожаных штанах, который, верно, и был хозяин. Он жевал холодный шницель, который держал в руке. Подойдя к столу Фреда, он посмотрел на него и с вызовом вскинул подбородок. Фред идентифицировал этот жест как местный способ объединить в одном минимальном жесте «доброго вам вечера, чем могу?». Фред подобрался, он не стал заказывать ни берлинский пильзнер, ни «кружку!», как это сделали бы в Вене, а заказал «половину». Вернее, даже «палвину». Но это пришлось точно так же неудачно, как «таг» с фрикативным «г».

— Большое пиво? — переспросил хозяин на чистейшем литературном немецком.

Фред уличенно кивнул:

— И что-нибудь поесть, пожалуйста. Что-нибудь без мяса.

Хозяин, уже было двинувшийся к стойке, вдруг замер и медленно повернулся.

— Без мяса? — прошептал он, не веря своим ушам.

Фред кивнул, еще более уличенно.

Хозяин нацедил пива, поставил его перед Фредом на подставку для напитков и сказал, на сей раз и впрямь старательно:

— Немясного у меня нет. Я мог бы сделать грудинку с яичницей или фрикадельки из фарша, это, почитай, почти без мяса, а то еще у меня есть сосиски.

— А грудинку с яичницей, но только без грудинки, это можно? — спросил Фред.

Хозяин долго думал. Многотрудно, но успешно.

— Хочешь просто яичницу?

— Из двух яиц.

— Из двох?

— Да. И хлеб с маслом.

Трое мужчин за соседним столом выпили и поднялись.

— Наше вам, — сказал парень с татуировкой и кисточкой из меха серны, когда они выходили.

Теперь Фред был единственным посетителем. Яичница была вкусная, а бутерброд с маслом — такой бутерброд вообще можно было бы причислить к лучшему, что есть в жизни. А к этому еще стакан белого вина, а потом еще один, и еще один — Фред чувствовал себя уже почти прекрасно.

— Вам передавала привет госпожа Бекман. Я насчет ключа.

— Никакой Бекман я не знаю. Какого еще ключа? — проворчал хозяин.

— Сюзанна Бекман. А ключ — от хижины на Малом Эльбзее.

— Ах, Сюзанна! Дочь Принца? Целую вечность ее не видел. — Небритое лицо хозяина почти озарилось чем-то вроде улыбки.

— Я поживу там какое-то время. Фирнайс моя фамилия. Фред Фирнайс. Я работаю вместе с Сюзанной.

Хозяин принялся рыться в выдвижном ящике.

— Ключ… куда же я его подевал? Я бы на твоем месте… то есть на вашем месте я бы сейчас туда не ехал. Уже почти стемнело, а дорога плохая. Несколько дней дождь льет… а дорога насыпная, со щебенкой. И вообще. Не в обиду будь сказано. Не похож ты на человека, который управился бы там, наверху. А вот и он!

Он вынул из конверта большой, старомодного вида ключ и протянул Фреду.

— Ты на полном приводе?

— Не совсем. Но, надеюсь, получится.

— Смотри, я тебя предупредил. От большого шлагбаума сворачивай налево вверх. Если доедешь до парковки с поленницей дров, значит, проскочил. Вот ключ от лесной дороги. Всегда запирай как следует.

— Спасибо.

Фред расплатился и вышел под дождь к машине. На сей раз без спешки. Вино его успокоило. И он был рад, что выбрался из затхлого помещения трактира. Он завел мотор своего «бенца». Уже и правда смеркалось, главным образом из-за дождя, который не ослабевал. В конусе света фар он увидел, что хозяин стоит перед дверью и провожает его взглядом.

Фред ехал в лес. Лишь небольшая желтая табличка для пеших экскурсантов указывала путь: «Малое Эльбзее, 16,4 км».

Уже через короткое время Фреду пришлось снова выходить под дождь: дорогу перегораживал шлагбаум. Фред открыл замок, проехал, потом тщательно снова запер. Ему понравилось иметь такой эксклюзивный доступ к лесу. Он запер за собой доступ всему остальному моторизованному миру. Если бы в распоряжении Фреда был навигатор, он посоветовал бы ему на этом месте как можно скорее повернуть назад.

Километров через пять щебеночная дорога вывела его из леса и пошла вдоль горного ручья. Грязно-коричневые водные массы рвались в долину. После первого подъема последовал более темный лес, небольшое горное плато, опять лес, а потом больше ничего. Фред опознал дровяной склад. Конец дороги. Конец мира.

Должно быть, он проскочил развилку. Он повернул назад и по правую руку увидел что-то вроде лесной дороги. Она круто шла вверх и местами больше напоминала ручей. Задние колеса его тяжелого автомобиля забуксовали и сразу же зарылись в щебенку. Фред дал машине откатиться назад. Надо попытаться одолеть подъем с разгона. Он держался как можно ближе к косогору, потому что слева зияла пропасть, дно которой терялось в темноте.

«Мерседес» бросало на ухабах, иногда колесо сползало и буксовало, но в какой-то момент шина все же находила опору. Еще сотня метров — и подъем был взят. Справа на дорогу лился поток воды, и Фред не мог разглядеть, осталась ли хоть какая-то твердая почва под водой. Но и развернуться он не мог, а ехать по этой дороге задом тоже не представлялось возможным. Придется прорываться, подумал Фред и дал газу. Он нырнул в поток, услышал металлический удар по днищу и почувствовал, как машина провалилась в яму. Больше Фред ничего не видел. По окнам стекала грязь. Однако дворники, в конце концов, смогли расчистить небольшую смотровую щель, и тут машина снова вынырнула — Феникс восстал из дерьма, подумал Фред и истерически расхохотался. Машина выехала из провала на дорогу. Через несколько сотен метров свет фар скользнул по маленькой деревянной хижине. Вскоре после этого дорога закончилась. Фред вышел и отдышался. Тьма сомкнулась вокруг него.

Бревенчатая хижина состояла из двух помещений: в первом, отчетливо большем, находилась кухонная ниша, а также красивый старомодный комод, в переднем углу между двумя окнами стоял деревянный стол с угловой скамьей и двумя стульями. На заднем плане виднелась дверь, ведущая во второе, меньшее помещение с одним крошечным оконцем.

Мышь, которая через три часа после Фреда заглянула посмотреть, все ли в порядке, обнюхала человека, который спал на деревянном топчане в каморке. Рядом с лежанкой валялись как попало ботинки Фреда. Больше он ничего с себя не снял, как было видно под дырявым, свалявшимся шерстяным одеялом, которым он кое-как прикрылся.

На столе стояли две винные бутылки — одна пустая, вторая полупустая, — стакан и пепельница с примечательной ручкой из оленьих рогов. Стакан был опрокинут, а по столу растекся красный парафин от свечи. Правда, сырные корки представляли для мыши радостное зрелище.