Виктор Гюго - Елена Марковна Евнина

Под этой мчащейся всегда вперед волной

Исчез железный век, исчез и золотой,

Исчезли статуи, и нравы, и законы…

…………………………………………

Спешите короли!

Народ идет. Настал его прилива час.

Смывая прошлое, навек он смоет вас!

(1, 429. Перевод Э. Липецкой)

Образ народа-океана, угрожающего королям и тиранам, — образ-символ, который проходит через все творчество Гюго. Тяготение поэтического образа к перерастанию в символ чрезвычайно характерно для всей его художественно-романтической манеры. Как мы увидим далее, почти все главные герои Гюго (Квазимодо из романа «Собор Парижской богоматери», Рюи Блаз из одноименной драмы, Жильят из «Тружеников моря», Гуинплен из романа «Человек, который смеется» и другие) символизируют собой народную судьбу в широком, обобщенном плане[15].

После июльской революции в лирике Гюго появляются новые герои — бойцы революции, погибшие на ее баррикадах (стихотворения «Писано после июля 1830 года» и «Гимн» из сборника «Песни сумерек»). Особенно примечателен «Гимн», созданный к годовщине революции — в июле 1831 г. — и проникнутый высоким вольнолюбивым чувством. «Гимн» отличается высоко организованным ритмическим строем: его шестистрочная строфа строится таким образом, что после первых печально-тягучих строк, где говорится о тех, кто сложил голову за свободу, самой своей краткостью выделяется и подчеркивается пятая строка, содержащая центральный образ стихотворения: «голос народа», славящего своих героев, уподобляется здесь «колыбельной песне матери, убаюкивающей свое дитя».

Et, comme, ferait une m*re.

La voix d’un peuple entier les berse en leur tombeau.

Повторяющийся после каждой строфы припев строится на словах, содержащих твердый звук «р», что придает стихотворению торжественное и патетическое звучание, соответствующее похоронному маршу:

Gloire * notre France *ternelle

Gloire * ceux qui sont morts pour elle!

Aux martyrs, aux vaillants, aux forts!

Положенное на музыку, это стихотворение Гюго исполнялось во Франции как гимн в честь павших за родину патриотов[16].

Так Гюго вырастает в национального поэта французского народа. И не только французского. В известном стихотворении «Друзья, скажу еще два слова…», которым завершается сборник «Осенние листья», поэт заявляет, что глубоко ненавидит угнетение, где бы оно ни существовало, и произносит ставшие знаменитыми слова о гражданской миссии поэзии:

Да, муза посвятить себя должна народу.

И забываю я любовь, семью, природу,

И появляется, всесильна и грозна,

У лиры медная, гремящая струна.

(1, 465. Перевод Э. Липецкой)

В эти же годы, вдохновленный идеями утопического социализма Сен-Симона и Фурье, Гюго настойчиво поднимает в своей поэзии социальную тему бедности и богатства («Для бедных», «Бал в ратуше», «Не смейте осуждать ту женщину, что пала!..»). С утопическим социализмом Гюго сближала социально-критическая направленность его творчества и, в особенности, возрастающее сочувствие к страданиям угнетенных и обездоленных. Сен-Симон впервые поставил вопрос о необходимости улучшить положение «самого многочисленного и самого бедного класса». И Гюго в 30-е годы включает в круг своего внимания и делает героем многих своих произведений бесправного бедняка, нищего, отщепенца, стоявшего вне официальных сословий. Поэт активно вступается за бедняков, взывая к состраданию и помощи, требуя внимания общества к их тяжкой доле. Однако с утопическим социализмом связаны также и либерально-филантропические, и утопические иллюзии поэта, который надеется и верит, будто добром, милосердием, нравственной проповедью, обращенной к власть имущим, можно добиться решения «проклятых» социальных конфликтов.

Мир, воссозданный Гюго в поэзии 30-х годов, является перед нами драматичным и контрастным; он как будто весь состоит из резких и непримиримых антагонизмов: гармонический гимн, выражающий голоса природы, и горестный вопль, исходящий от человечества; ничтожные и близорукие короли и угнетаемые ими народы; пышные празднества богачей и нищета бедняков, стоящих под их окнами; пьяная оргия баловней судьбы и зловещий призрак смерти, отрывающей свои жертвы прямо от пиршественного стола («Пиры и празднества»); богатые и избалованные поклонением женщины высших сословий и презираемые нищенки, которых голод выгнал на панель («Бал в ратуше»). Этому контрастному восприятию мира соответствует и новое цветовое оформление стихотворений. От многоцветной феерии «Восточных мотивов» поэт переходит к резкому противопоставлению белого и черного, тени и светотени. Одновременно с этим и графические зарисовки, которые Гюго делает во время своих путешествий 30-х годов, выявляют яркие световые пятна, непомерные рельефы, громадные растения, похожие на животных, монументы или старые разрушенные города, стремящиеся вверх, обнаруживающие тенденцию к вибрации, движению, переходу в какие-то иные контрастирующие с ними формы.

Говоря о политических и социальных мотивах, которые занимают такое значительное место в поэзии Гюго 30-х годов, совершенно неправомерно было бы, однако, представить эту поэзию как исключительно общественно-политическую. В 30-е годы происходят большие события и в его личной жизни: разлад с женой и любовь к актрисе Жюльетте Друэ, которая останется нежной и преданной подругой поэта на протяжении почти пятидесяти лет, вплоть до своей смерти. Интимным переживаниям сопутствует появление прекрасных лирических стихотворений Гюго, то проникнутых печалью от сознания бренности человеческих чувств («О письма юности»), то озаренных радостью взаимной любви («Чтоб я твою мечту наполнить мог собою», «О, если я к устам поднес твой полный кубок», «Раз всякое дыханье», «О, если нас зовет в луга цветущий май» и другие). К интимной лирике этих лет относятся и проникнутые нежностью стихотворения, посвященные детям («Когда дитя появится», «Впустите всех детей»), и стихотворения, говорящие о разнообразных душевных настроениях и мечтах поэта («Когда вокруг меня все спит», «Когда страницы книг» и другие). Путешествия вдвоем с Жюльеттой по Бельгии, Бретани, Швейцарии, Провансу, долине Рейна дают ему новый источник впечатлений. Он делает много зарисовок, открывает для себя в музеях картины Дюрера, Рембрандта, Ван-Дейка, углубляющих его видение природы и человеческой души.

Природа — ее звуки, запахи, краски — играет огромную роль в поэзии Гюго. В стихотворении «Пан» из сборника «Осенние листья» он настойчиво призывает поэтов слиться с природой, научиться понимать ее голоса. В стихотворении «Как хорошо в саду!..» (сборник «Внутренние голоса») поэт признается, что часами наблюдает «и ласточек полет, и трепетанье клена». В стихотворении «В саду на улице Фельянтинок в 1813 году» (сборник «Лучи и тени») говорит о том, какое огромное значение имела природа в формировании его детского мира.

Поразительно живой и интимно близкой человеку вырисовывается природа в поэтических сборниках 30-х годов. Это уже не блещущий театральными эффектами Восток, а благоухающие долины родной Франции, пестрящие цветами, цветущий май, который зовет поэта в леса и луга, «листва, таящая и песнь, и ароматы», жемчужная