Кровь, или 72 часа - Дмитрий Григорьев

На шестую ночь Сидония проснулась от необъяснимого беспокойства и нехватки воздуха. Она тихо прокралась мимо спящей няньки наружу. Пробежала через двор и поднялась на стену замка. Прямо на нее смотрела полная луна, висевшая над серебристым лесом. Ночное светило неудержимо влекло к себе. Казалось, что оно овладело ею и приподняло над зубчатой стеной замка. Вдруг вихрь эмоций закружил ее в бешеном танце. Радость и печаль, любовь и ненависть сменялись как в калейдоскопе. То она была на небесах безоблачного счастья, то на дне моря слез, то в пожаре всепоглощающей ярости, то под моросящим дождем грусти.

Когда она очнулась, окружающий мир был иным. Он ошеломил ее новыми красками, запахами и звуками. Даже прозрачный воздух вокруг нее стал осязаем. Повинуясь минутному порыву, Сидония спустилась с крепостной стены и через знакомый лаз устремилась в лес. Она пробиралась сквозь густую чащу и безошибочно находила скрытые просеки.

«Как же я раньше не замечала, что природа — это открытая книга, которая всегда укажет путь тому, кто умеет ее читать?»

Она быстро отыскала обветшалую лачугу. Свет догорающей лучины выхватывал из мрака старуху, сидевшую все в том же кресле. Надвигающаяся темнота поглощала остатки света вокруг нее и спешила погасить отблески пламени в ее потухшем взоре. Сидония встала на кучу хвороста, сложенную подле кресла, и крепко обняла прабабушку. Она вбирала остатки родного тепла, готовясь исполнить безмолвную просьбу своей викканской сестры. Прикрыв ей веки, девушка бросила еще тлеющую лучину на сухие ветки и, не оглядываясь, отправилась в обратный путь. От занимающегося зарева пожара отделились две искорки кошачьих глаз и устремились за новоиспеченной ведуньей. А та скользила в лунном свете, едва касаясь земли. Все ее тело было воздушным и невесомым. Она летела навстречу великим свершениям, во имя викканского сестринства!

Нику пристегнули к носилкам широкими ремнями и подняли в воздух. Она безмятежно поплыла по своему дому. Непередаваемая легкость и спокойствие усиливались с каждой минутой.

Пока хозяин дома собирал справки, он не заметил, когда успели вынести его жену. Выскочив на рев сирены отъезжающей скорой, он прыгнул в свой джип и полетел следом за проблесковыми маячками.

— Виронику все еще пытаются спасти, — безрадостно сообщили в приемном покое.

— Все еще что? — онемевший от горя мозг отказывался понимать.

— Она еще в реанимационном блоке! Подождите в коридоре!

Над Вироникой в это время колдовали врачи, а она ничего не видела — ничего, кроме столба яркого света, идущего от операционной лампы.

Сидония смотрела вверх и щурилась от яркого света. Под сводами потолка висела огромная церковная люстра. Ее бронзовые кольца были утыканы несметным количеством свечей, от которых в бальной зале герцога было светло как днем.

— Ну что, красавица моя! Вот и твой выход в свет! — шепнул отец и тоже посмотрел на люстру. — И в прямом и в переносном смысле!

— Не рано ли!? — прошептала ему в спину жена.

— В самый раз! — толкнула ее локтем свекровь. — Спроси у гувернантки!

А гувернантка действительно не переставала удивляться неожиданной перемене юной графини. Из озорной непоседы она за одну ночь превратилась в рассудительную даму. Лишь однажды она сбежала от нее к северной башне, но не смогла найти секретного лаза. На его месте была лишь груда зеленых ото мха валунов. Глубокая печаль наполнила сердце девушки. Но это была не детская грусть о веселых играх с деревенской ребятней. Она думала о б о́ льшей потере: «Где же ты, мой голубоглазый лесной житель? Я ведь так и не узнала твоего имени!»

Долгими теплыми вечерами она теперь часто стояла на крепостной стене, вглядываясь вдаль. Сидония искала своего милого среди листвы, и иногда ей казалось, что там мелькала его тень.

«Как было бы здорово, если бы он вдруг оказался знатным вельможей и был приглашен на этот бал!»

Пока она так мечтала, разглядывая ослепительную люстру, весь двор пожирал глазами юную графиню.

— Эрнест с тебя глаз не сводит! — возбужденно шептал ей отец, кивая на младшего сына герцога.

Графу было известно, что для двоих из своих семи отпрысков хозяин замка никак не может найти невест.

«И немудрено. Где, скажите на милость, найти столько девиц, под стать герцогам, которые первые по благородству после короля? Конечно, мы ступенькой пониже, — размышлял граф, — но мать, хоть и выжила из ума, но тут не ошиблась. Наше богатство и красавица дочь помогут нам сделать шаг наверх!»

Его Сидония сияла не только красотой, но и изобилием дорогих украшений, на которых настоял отец. Особенно цеплял глаз подарок прабабушки. Каждую янтарную бусину населяло какое-нибудь древнее насекомое, что говорило о безмерной цене украшения. Все были в восхищении от драгоценностей и их умопомрачительной хозяйки.

«Вот они, пиратские сокровища!» — шептались слуги и старались лишний раз угодить молодой графине.

Сидония пользовалась этим и не скупилась на подарки. Теперь обо всем, что происходило в замке, она узнавала из первых рук.

— Сегодня Отто сцепился с Эрнестом во время трапезы, и отец выгнал обоих из-за стола! — со смехом докладывала повариха.

«Что же этот „рыбий глаз“ никак не уймется?» — злилась Сидония.

Отто был старшим из неженатых сыновей герцога и считал, что красавица графиня должна достаться ему.

— Я не могу видеть его противные белесые глаза! — не слушалась отца Сидония. — Будешь меня за него сватать, уйду в монастырь!

На балах она пренебрегала знаками внимания Отто и танцевала только с Эрнестом.

— После бала Эрнест снова просил мать поговорить с отцом о помолвке с вами! — с замиранием сердца слушала Сидония фрейлину герцогини.

«Когда же герцог соблаговолит внять мольбам сына?» — злилась она.

В пустых ожиданиях прошел год. И тогда Сидония решила взяться за дело сама: «В конце концов, должен же мой дар быть на что-то годен!»

И вот находчивая графиня уже выслушивала сплетни и пересуды о самой себе.

— Эта вертихвостка опять проскользнула в ворота на ночь глядя! — рассказывал жене сменившийся стражник.

— Что же ты ее пропустил?

— Мое дело маленькое! Хозяин велел не трогать, я и не трогаю! А она, глупышка, думает, что я ее вот за это пропускаю! — он хохотнул и бросил на стол серебряную монетку.

Жена тут же прибрала денежку:

— А зачем герцог ей потакает?

— Сынка балует! Десятник рассказывал, как хозяин бахвалился перед своими вассалами. Молодая, говорил, кровь! Пусть, говорил, для разнообразия потешится с дочкой графа, а то фрейлины, поди, уже надоели!