Контрразведчик - Денис Козлов

— Товарищ капитан, разрешите обратиться к лейтенанту Михайленко, — спросил подошедший Логинов.

— Валяй.

— Товарищ лейтенант, похоронили.

— Крест поставили?

— Да. Из берез сколотили.

— Тогда по машинам. Я сейчас подойду.

Логинов ушел, а капитан, улыбнувшись, произнес.

— Так и надо. Правильно, что именно Логинова взял.

— Товарищ капитан, мы уедем, а они же все равно могилу разроют…

— Разроют.

— Какой смысл?

— Потом расскажу, — косо поглядев на задержанного чеченца, сказал Сапега. — Ведь и ислам против оскорбления могил, правильно я говорю, «брат главы»? Пусть это останется на совести тех, кто будет осквернять.

Задержанного отпустили у въезда на заводскую территорию. Там его уже ожидали несколько машин, принадлежащих администрации города.

Наступившую ночь осветили трассера. В глубине городских кварталов раздавались пулеметные и автоматные очереди.

— Там ОМОН и батальон минобороны стоят. По ним бьют, — пояснил ротный Максиму. Сапега специально взял Михайленко на обход постов, стоявших по периметру завода.

Вдруг со стороны кладбища раздалось несколько взрывов, и небо над крышами домов, закрывавших прямой обзор, буквально на несколько секунд осветилось, как днем.

— Вот, наверное, они рады сюрпризу, — прокомментировал ротный.

— Какому сюрпризу? — не понял Михайленко.

— Ну, ты что, думаешь, реально покойницу вез?

— А кого?

— Ее похоронили на заброшенном православном кладбище за час до того, как ты приехал туда. Одни создавали массовку, мол, обследуют на предмет схронов и фугасов, другие копали. Это чтоб проходящие мимо ничего не заподозрили. Поставили неприметный крестик и срезанный дерн с травой уложили, чтоб создать впечатление, что могила старая. А все внимание местных мы сконцентрировали на тебе. Заметь, все, что происходило, — происходило напоказ, даже переговоры комбата велись, чтоб местные могли услышать.

— Так а я что вез?

— Гроб. Там четыре светошумовые гранаты были и пара сигнальных мин.

— Зачем?

— Чтоб наказать тех, кто решится бабушку отрыть. Они эту шутку долго вспоминать будут. Прикинь: ночь, кладбище, они открывают гроб — и вдруг взрыв, шум и свет яркий, — хохотнул Сапега.

В двадцатых числах августа с колонной отправились на «большую землю» старослужащие роты. Молодежь, прослужившая по полгода и прибывшая неделю назад в бригаду из Нижнего Новгорода, только обвыкалась с новыми порядками. У Максима во взводе из тех, кто застал начало кампании, остался лишь сержант-контрактник Логинов, с которым он на удивление быстро нашел общий язык. Молодые солдаты по своему физическому состоянию, по знанию оружия оставляли желать лучшего. Один из них, Алексей Аверьянов, не знал даже грамоты. Писать и читать не умел совершенно. Кроме того, боец имел диагноз «дефицит массы тела». И, по его признанию, первый раз нормально поел на КМБ[6].

— Построили развитой капитализм, — буркнул комбат на совещании офицеров разведбата, просматривая личное дело Аверьянова. — Скоро крепостные и батраки появятся и те, кто гончих своих молоком крестьянок будет кормить. Сучьи времена, сучьи. Бери этого бойца, Михайленко, себе и попробуй из него человека сделать. Через два месяца он должен читать и писать. Не сможешь — выговор влеплю.

Аверьянов стал камнем на шее Максима. Нет, парень был смышленый, ну уж очень забитый и зачуханный.

— В разведку же должны брать самых выносливых, грамотных, — недоумевал Максим. — Как этот к нам попал?

— А так и попал, поскольку самые выносливые дома с желтухами и грыжами липовыми сидят, — отмахнулся Сапега. — Воспитывать народ тебя в училище учили? Вот и лепи с него образцового вояку.

— Было бы время.

— Угу. Было бы… Но я смотрю, он у тебя уже по слогам читать начал.

— Так не хочется же выговор из-за него получать.

— Ладно, забудь об этом… Завтра у нас выезд на спецуху.

— Взвод?

— Нет, весь батальон задействован в спецоперации.

— Задачи?

— Основную работу «альфонсы»[7]выполнять будут. От них ожидается, что две боевые группы в деле будут и вроде как несколько фэйсов-оперативников[8]. Наше дело — блокировать район, не допустить прорыва или попытки деблокирования бандами, находящимися в районе спецоперации. Место твоего взвода я укажу завтра. Если честно, сам не знаю, где рота будет. Секретности напустили…

Ночью Максим, как ни пытался, заснуть не мог. В голову лезли суетливые мысли. Предстоящее первое в его жизни серьезное дело дало почву для фантазий. То он представлял себя героем, то погибшим смертью храбрых…

— Ты можешь тише скрипеть мозгами? — донесся голос старлея Архипова. — Задолбал. Ты военный или рядом проходил?

— Я что, вслух говорил?

— Нет, но твои вздохи и ворочание через каждую минуту достали.

— Бессонница.

— Ты всего месяц без баб. Я уже девять месяцев. Что с тобой через полгода-то будет?

— Я не о бабах…

— О мужиках, что ли? — загоготал молчавший до этого командир второго взвода старший лейтенант Гурьев.

— Да о завтрашнем думаю.

— У, брат, — протянул Гурьев, — если на службе думать о службе — можно кони двинуть. Это что ж получается, днем ты обязан думать, вечером обязан и во сне под присягой? Послушай меня, Максимка. Завтра же пиши на имя начальника группировки докладную.

— Что за докладную?

— Ну, мол, я, лейтенант Михайленко, прошу рассмотреть вопрос об увеличении мне материального пособия в связи с тем, что ночью мне снится служба…

— Так, Гурьев, — донеслось с кровати ротного, — я тебе придумаю сейчас геморрой. До конца дней служба сниться будет. А о бабах лучше, Михайленко, не думай. Успеешь. Тебя эти онанисты научат, блин. Спроси, сколько раз в день они ладони бреют.

— Все согласно требованием боевого устава и директивам главного командующего, товарищ капитан, — сострил обиженным голосом Гурьев. — Я же без устава и в туалет не хожу.

Гурьев в бригаде славился прекрасной, даже феноменальной памятью, и в частности тем, что знал практически все уставы наизусть. Поэтому ротный не выдержал и спросил:

— И где ж в уставе про онанизм?