Влечения - Юна-Мари Паркер

— Несчастные бездельники! Они, конечно, прозябают на пособие по безработице! Нечем заняться, вот и шляются днем повсюду!

Охотники уже собрались в путь, и она с тоской провожала их. Если бы не несчастный случай, произошедший много лет назад, когда Анжела упала с лошади и повредила себе позвоночник, она сама сейчас была бы с ними.

Анжела помахала рукой Саймону, уезжавшему на Клевер, чалой кобыле, которую она подарила сыну на Рождество. Ее сердце преисполнилось материнской гордости. Она была очень близка с любимым сыном. Они жили вместе в этом доме на тридцать комнат, который перешел к ней по наследству от отца. Для себя Анжела уже решила, что Саймон не съедет отсюда, даже если женится. У них были общие интересы и увлечения. Они оба любили загородную жизнь. В глазах Анжелы Саймон по всем статьям выгодно отличался от ее бывшего мужа. Но с другой стороны, у нее была возможность вылепить сына именно таким, каким он стал теперь, а муж достался уже сформировавшимся, со всеми своими недостатками.

Из задумчивости ее вывел голос Дженни:

— Будешь завтракать, мама?

Анжела оглянулась на дочь. У девушки был чисто английский — «кровь с молоком» — цвет лица. Но Анжелу сейчас покоробило то, что на нее взглянули голубые глаза Эдварда.

— Я выпью кофе, — хмуро проговорила она, поворачиваясь, чтобы вернуться в дом. — Как жалко, что ты не поехала со всеми на охоту! Между прочим, тебе это не повредило бы, моя милая.

Дженни тихо вздохнула:

— Но, мамочка, сколько можно возвращаться к этой теме? Ты же знаешь, что я не люблю охоту. Мне не по душе болтаться в седле по лесным ухабам несколько часов подряд. Да и времени нет. Скоро в Лондон, а я еще столько всего не прочитала. Рождественские праздники и без того слишком короткие, чтобы еще тратить их на такие бестолковые занятия, как охота.

Дженни была воспитательницей в детском садике при частной женской гимназии в Лондоне, где жила на квартире с двумя подругами. Она редко гостила в Пинкни-Хаусе и предпочитала проводить школьные каникулы у отца в Нью-Йорке. Леди Венлейк это, понятное дело, очень не нравилось.

— Ну что ж, тебе жить в конце концов… — сурово проговорила Анжела Венлейк. — И все же я считаю, что ты сделала ошибку, не поехав со всеми. Во время охоты можно познакомиться с приятными молодыми людьми.

На этом разговор между матерью и дочерью закончился, и они молча вошли в дом, оказавшись в просторном, квадратном холле. Стены были украшены бесценной лепниной Гринлинга Гиббонса, пол из каменной плитки устелен персидскими коврами. Посредине холла стоял большой круглый дубовый стол, на котором красовался великолепный букет оранжерейных цветов. Взяв со стола пришедшую корреспонденцию и свежие номера «Таймс», «Дейли мейл» и «Телеграф», Анжела быстрым шагом прошла в столовую. Дженни последовала за матерью. Достав еду из буфета, они сели за длинный стол, сервированный дворецким Питерсом для завтрака сразу по окончании вчерашнего банкета.

Все в той же гробовой тишине Дженни и Анжела начали знакомиться с газетами. В «Таймс» упоминалось об Эдварде в связи с тем, что его компания приобрела процветающий пивоваренный завод. Дженни пробежала заметку жадными глазами.

— Ты видела? — спросила она, передавая газету матери. — Похоже, папа заключил очень удачную сделку.

Анжела равнодушно скосила глаза на корреспонденцию. Со времени их развода с Эдвардом, который случился одиннадцать лет назад (муж изменил ей с няней Саймона и Дженни), она почти не интересовалась ни его жизнью, ни делами. Очень возможно, что он и впрямь гений в своей области, однако это не мешает ему оставаться растленным типом, который опозорил славное имя ее рода, заставив ее (чему в семье раньше не было прецедентов) требовать развода. Кто он такой вообще? Сын всего лишь баронета! А ее семья Понсонби-Хэдли-Эдмунд вела свою родословную от тысяча пятьсот восьмидесятого года, когда ее первый известный представитель находился в ближайшем окружении королевы Елизаветы I.

— М-да… — проговорила она бесстрастно, отворачиваясь от газеты и наливая себе вторую чашку кофе.

После завтрака Анжела неизменно отправлялась в кабинет, где за бюро решала различные домашние дела. Владельцу имения необходимо обладать известной сноровкой и организаторскими способностями. В их большом доме всегда что-то требовалось сделать: то дверную петлю смазать, то оконную раму заменить. А ведь есть еще сад и тридцать акров земли, засаженной дубом, березой, липой и буком. Гордостью Анжелы был могучий ливанский кедр, возвышавшийся над всей округой. Анжела выглянула в окно и пожалела, что сейчас не лето. Сад выглядел серо и уныло, как всегда с ноября по апрель. Но зато в летний сезон он распускался, как дивный волшебный цветок, источая яркие краски и ароматы. Лилии, лаванда, бегонии… А кусты кремовой розы у низкой каменной стены, окружавшей сад! А двухсотлетняя глициния, тянувшаяся по стене дома и усыпанная аметистовыми цветками? К счастью, у Анжелы была толковая прислуга и расторопный конюх Фред, присматривавший за лошадьми.

В четыре часа пополудни Саймон вернулся с охоты, весь забрызганный грязью и покрытый пылью. Но лицо его светилось восторгом.

— Мы пригнали здоровенную лису прямо к ее норе! — довольно воскликнул он, снимая тесные кожаные сапоги в прихожей. — Ну и побегали же мы за ней, доложу я вам! Через всю луговину Хайклер, мимо фермы Дичлинга, вдоль опушки Саттонского леса… И вот, когда мы уж было решили, что потеряли ее из виду, собаки отыскали ее на поле Числхерстов, ну ты знаешь, мам! Она бросилась обратно в лес, но мы нагнали ее буквально у самой норы!

Анжела просияла от радости за сына:

— Прекрасно, мой дорогой! Я очень рада, что ты хорошо поохотился!

Саймон задержался перед зеркалом, явно любуясь собой.

— Почему бы тебе не принять ванну и не присоединиться к нам за чаем? — предложила Анжела.

— Прекрасная мысль! — отозвался Саймон и быстро вышел из комнаты, легко постукивая себя по ляжке хлыстом.

Дженни взглянула на часы.

— Позвоню папе, пожелаю ему счастливого Нового года. Он сейчас как раз завтракает, так что самое время.

Анжела Венлейк посмотрела на дочь с явным неодобрением. Она не запрещала детям общаться с Эдвардом, но и не поощряла эти контакты. В последнее время ее все больше беспокоило, что Дженни может насовсем уехать в Нью-Йорк к отцу, и тогда, как Анжела не уставала говорить своим друзьям, «она никогда не найдет себе приличного мужа».

— Мне передать ему от тебя пару ласковых словечек, мама? — невинным голосом спросила девушка.

Анжела бросила на нее многозначительный взгляд.

— Передай пожелание удачного года, — сухо заметила она. — А что касается ласковых словечек… Думаю, ему их и без меня теперь хватает. Он ведь такой любвеобильный!

Дженни пропустила эти колкие слова мимо ушей. Отец так и не женился до сих пор вторично, но в любом случае он имел право жить так, как ему нравилось.