Подарок для Василисы, и прочие плюшки - Алёна Дмитриевна

не получалось. Что-то было не так. Настя огляделась. На самом горизонте потихоньку собирались тучи. Подул прохладный ветерок.

— Будет буря, — сглотнула она, внезапно сильно занервничав. — Надо уходить.

— Тучи еще далеко, — возразил Финист. — Давай останемся. Можем переждать здесь. Прилив не скоро.

Вокруг стало ощутимо холоднее. Настя поежилась, потянулась к одежде.

— Пойдем.

— Зачем? — стоял на своем Сокол. — Нам сейчас никуда не нужно спешить. И не о чем волноваться. Ты в безопасности. Ты со мной.

— Вернись ко мне!

В этот раз Настя поняла, откуда прилетел крик. Со стороны солнца. Снова закололо в груди. Она опустила глаза и испуганно вскрикнула. Тонкой струйкой по ребрам текла кровь, мешалась с оставшимися на животе песчинками.

— Что со мной? — спросила она, поднимая взгляд на Сокола.

Он смотрел серьезно и печально.

— Все будет хорошо, — сказал он, не мигая глядя ей в глаза.

«Веришь мне?»

— Веришь мне?

И впервые в жизни Настя поняла, что не знает, что на это ответить. Верит или нет? Тучи вдруг стали ближе, заслонив полнеба, словно кто-то перемотал время вперед. Кругом стремительно темнело.

— А если не ко мне, то хотя бы к Яре. Ты так нужна ей…

В этот раз голос долетел до нее еле слышным шепотом, но она уловила самое важное.

Яра.

С кем была Яра, пока они прохлаждались тут?! Но… Ведь до рождения дочери было еще целых тридцать лет… Тогда откуда она могла о ней знать?

— Финист, где Яра? — прошептала Настя.

— Яра со Светозаром, — он успокаивающе сжал ее руку, погладил большим пальцем по ладони. — С ней все будет хорошо. О ней есть кому позаботиться.

Что значит «есть кому позаботиться»? Это она должна о ней позаботиться. И еще…

— Как мы сюда попали? — нахмурилась Настя, вдруг осознав, что не помнит этого.

Да, они шли по острову. Но как они оказались на Буяне?

— Это не имеет значения.

— Настя…

— Финист…

Финист! Это был его голос!

— Я здесь.

Как просто было в это поверить. И как хотелось. Хотелось, чтобы снова все стало просто и хорошо.

— Нет.

Тупая ноющая боль между ребрами начала перерастать в острую. Настя попыталась встать, но вместо этого упала на песок, который мгновенно окрасился в красный.

— Настя, не нужно, — попросил тот, кто только притворялся ее мужем. — Останься со мной. Я — твоя память о нем. Я — это он. И мы всегда будем вместе. Я знаю тебя. Я знаю все о вас. Тебе ведь сейчас было хорошо здесь, со мной, и ты грустила, когда вы в последний раз пришли в этот грот перед отъездом с Буяна. Останься со мной, Настя. Просто реши это. И мы не разлучимся. Не будет страха и вечных сомнений. И чувства вины. И ощущения, что ты сделала недостаточно. И не будет боли.

Не будет боли… Как заманчиво сейчас это прозвучало. Боль становилась все сильнее, и Настя уже начала понимать, что это не предел. Налетевший ветер больно кусал за голую кожу.

— Финист, — с трудом позвала она, сжимаясь в клубок. — Что происходит? Как мне вернуться?

Одинокий лучик солнца пробился через завесу из туч и упал ей на грудь. Настя положила на него ладонь, и там, где свет коснулся кожи, она согрелась, и боль немного, но отступила. Не зря это тепло показалось ей знакомым.

— Финист, — прошептала она и всхлипнула, — забери меня отсюда.

Тот, кто сидел рядом, тяжело вздохнул и исчез. Ветер мгновенно усилился до ураганного. В небе сверкнула молния. Ударил гром, оглушив. Послышался страшный треск, свод грота дрогнул и начал рушиться, Настя зажмурилась, сжалась, ожидая новой боли.

Но осталась только старая.

— Настя, — позвал ее тихий печальный голос, принадлежавший тому, кто уже много раз дошел до грани отчаяния, но не позволил себе переступить ее, не позволил себе перестать верить.

Ее руку сжимали знакомые теплые мозолистые пальцы. Она набралась смелости и открыла глаза. Она была в палате реанимации, и Финист — сильно постаревший, с сединой волосах, но ее настоящий Финист — был рядом.

Грач, Яра, тренировка

— Научи меня формировать пульсары.

Вообще-то этому учат с восемнадцати, а ей всего шестнадцать. Правда, уже с половиной. Поэтому она просит после тренировки. Грач занимается с ней отдельно, и порой в конце они остаются в зале одни. Как сейчас.

— Зачем тебе это? — спрашивает он, но на выход не торопится.

А вдруг есть шанс…

— Ну какой боевой маг без пульсаров, — улыбается Яра и запрыгивает на сложенные друг на друга маты. Садится, свесив ноги, и болтает ими в воздухе.

Не скажешь же, что это зрелищно и солидно, куда солиднее, чем наворачивать по тридцать кругов вокруг зала, потому что это тренирует дыхание и разогревает мышцы.

— Яра, — тянет Грач, и за своим именем она слышит другое: а ну-ка говори честно, ты ведь не собираешься кого-то поджарить? А если собираешься, то изволь объяснить, за что.

Ладно-ладно.

— Хочу научиться чему-то крутому, — отводит глаза она.

Она прекрасно понимает, как это звучит. Но это их давняя с Гришей игра: говорить ему только правду.

— От них мозоли, — улыбается он.

Улыбается мягко, но все равно снисходительно. Это раздражает. И потом, будто она не знает. У отца все ладони в них: жесткие. Да и у Гриши вон не лучше. Но она же не собирается вызывать их регулярно. Так, чтобы прочувствовать собственную крутизну. Только для себя.

— У мамы есть чудесный крем для рук.

В прямом смысле чудесный. Прямо-таки волшебный. Папа где-то раздобыл и жутко собой гордился. И мама подарком осталась очень довольна.

— Попроси отца, — словно услышав ее мысли, предлагает Грач.

Яра недовольно хмурится. Решает для себя: говорить — не говорить. Но некрасиво получится, если Гриша ее сейчас научит, а отец потом узнает. Получится, что она его подставила.

— Папа говорит, это оружие и баловаться с ним не