Паршивка - Рафаэль Муссафир

Впервые во время сеанса я смеялась от души и говорила так откровенно, словно госпожи Требла в кабинете не было. Потом я вдруг перестала веселиться, потому что вспомнила, что госпожа Требла тут, а главное, до меня дошло, что она ни разу даже не улыбнулась. Мне кажется, что в такие моменты госпожа Требла задумывается и спрашивает себя, для чего она получила красный диплом: для того, чтобы маленькая девочка рассказывала ей про глупые телефонные розыгрыши, или для того, чтобы всякие очень интересные люди разговаривали с ней о смерти, о голоде или о самоубийстве?

Я испугалась, что зашла слишком далеко, и решила остановиться, госпожа Требла, кстати, тоже так решила, потому что сказала мне: «Давай на этом остановимся, Рашель».

По дороге домой я подумала, что госпожа Требла не знала, что она теряет, по тому что, когда госпожа Коротколяжкина уже действительно теряет терпение, мы ей звоним и вежливо говорим, что, если она хочет положить конец своим мукам, пусть скажет нам, что же находится между ее коротенькими ляжками. Она отвечает нам, что не скажет, потому что ей в принципе очень даже нравится иногда поболтать с нами по телефону. Между двумя звонками госпоже Коротколяжкиной мы атакуем аптеки и спрашиваем, есть ли у них термометры, а когда нам отвечают, что есть, мы говорим, чтобы они засунули их себе в задницу.

В прошлую среду мы с Ортанс позвонили госпоже Коротколяжкиной, чтобы доставить ей удовольствие, но подошла не она, какой-то господин сказал нам, что она преставилась, я спросила у Ортанс, знает ли она точно, что значит «преставилась», она сказала, что, наверное, «умерла», но она все время путает «преставилась» и «представилась». Я подумала, что если госпожа Коротколяжкина действительно кому-то там представилась, то это чересчур, и уж не наша ли тут вина? Тогда я сказала:

— Отлично, вы не могли бы спросить ее — это опрос населения, — что у нее находится между двумя коротенькими ляжками?

Господин заплакал и сказал:

— Хорошо, мадемуазель, я постараюсь не забыть.

Я успокоила его, добавив, что, даже если он забудет, ничего страшного, потому что я еще позвоню.

Сегодня мы говорили с госпожой Требла о моей бабуле Эрмин, потому что я не могу забыть бабулю Эрмин. Я думаю о ней всегда и везде. Когда я с кем-нибудь ссорюсь и начинаю плакать, сначала я плачу из-за ссоры, а потом не могу остановиться из-за того, что бабуля Эрмин умерла и никогда не воскреснет, из-за этого вот «никогда» я и плачу. Еще я плачу из-за того, что, когда я думаю о смерти бабули Эрмин, я думаю, что бабуля Эрмин не знает о том, что она умерла, а я знаю. Это ужасно не знать, что ты умер, когда ты умер, ведь самая важная вещь, которая может с тобой случиться в жизни, это смерть. А я думаю, что, когда умираешь, ты этого даже не знаешь. Может, оно и лучше об этом не знать, тогда не очень переживаешь из-за собственной смерти. Но живые переживают, им жалко того, кто умер и кто даже не знает, что он умер.

Поэтому, когда кто-нибудь упоминает о том, что бабуля Эрмин умерла, я сразу начинаю про себя разговаривать с ней, чтобы ее отвлечь и чтобы она не слышала, как люди утверждают, что она умерла, бабуля Эрмин очень расстроится, если узнает, что она умерла… особенно вот так, в случайной беседе…

В моих снах бабуля Эрмин не совсем мертвая. Она мертвая только наполовину и смотрит на меня с большой симпатией. Но она не помнит, кто я, а я плачу и говорю ей: «Бабуля, но это же я, бабуля!» — а бабуля Эрмин ласково улыбается мне, но не отвечает, потому что не узнает меня… или, скорее, уже не узнает… С мамой в моих снах она разговаривает, а я для нее совершенно не существую. И в то же время так оно и есть… Мертвые на небе любят нас больше, после того как они умерли… Когда-нибудь и мама полюбит меня больше…

Госпожа Требла сказала, что это очень хорошо не забывать ушедших от нас людей, но для того, чтобы они оставались в нашем сердце, необязательно думать о них все время, потому что, если человек у тебя в сердце, он так и останется у тебя в сердце. Потом я ей сказала, что трудно забыть бабулю Эрмин, когда постоянно видишь бабушку, которая спит в моей комнате в Париже. Госпожа Требла спросила, кто эта бабушка, и я ей объяснила, что это — мама бабули Эрмин.

— И с каких пор твоя бабушка спит в твоей комнате, Рашель?

— С тех пор, как бабуля умерла. Раньше бабушка жила в другом месте, но, поскольку она совсем перестала есть и у нее нет других детей, которые могли бы о ней позаботиться, она переехала жить к нам, чтобы мы о ней заботились и кормили ее.

— То есть, Рашель, бабушка — это твоя прабабушка, так?

— Да, госпожа Требла.

Хорошо еще, что я не рассказала госпоже Требла, что бабушка каждый вечер протягивает мне рамочку с фотографиями мертвецов и говорит:

— Давай-ка поцелуй бабулю, которая на небе.

И я целую бабулю. Потом она мне говорит:

— Давай-ка поцелуй его тоже, ему будет приятно.

Я смотрю на серую фотографию, в центре которой изображен какой-то странный мальчик, вот он, похоже, знает, что он умер, и знает, что я на него смотрю, я спрашиваю:

— А это кто, бабушка?

— Это мой маленький братик, Поль.

— А где он живет, твой маленький братик, бабушка?

— На кладбище.

— Да?

— Да, он улетел на небо.

— Когда?

— В тысяча девятьсот седьмом году.

— А… значит, уже давно…

— Он все равно сверху все видит, особенно когда ты не слушаешься…

— А сколько лет было твоему маленькому братику, когда он умер, бабушка?

— Двадцать лет, бедняжке!

— А из-за чего?

— У него была диарея.

Не стоит мне все-таки пить немереными литрами холодное шоколадное молоко…

— А почему его мама не дала ему иммодиум?

— … Давай-ка поцелуй ее…

— Кого?

— Его маму, бабулю Луизу.

— Это которая?

— На той фотографии, что между бабулей и дедулей, который улетел на небо в Вердене и который тоже смотрит на тебя сверху, особенно когда ты не слушаешься.

Короче, когда госпожа Требла узнала, что я сплю в одной комнате с бабушкой и что все это не так-то просто, вид у нее стал такой, словно ей нужно минутку подумать. Я считаю, что подгонять Требла тоже не стоит, родители Амандины уже судились с ней, потому что госпожа Требла якобы не заметила, что их девочка чувствует себя все хуже и хуже. И пока госпожа Требла размышляла, как сделать так, чтобы мои родители не потащили ее в суд, я подумала, что в том, что все мертвые родственники бабушки нависли над моей головой, есть и свои плюсы, потому что в прошлую среду я, как всегда, не хотела есть мясо, а хотела съесть пюре и весь обед смотрела на небо и сосредоточенно просила, чтобы каждый мертвый проглотил вместо меня кусочек мяса. Ничего не получилось, но Соня заметила, что я все время смотрю в потолок и что-то шепчу, и сказала, что если я плохо себя чувствую, то в виде исключения могу оставить мясо и съесть только пюре.