Рыцарь-невидимка - Вера и Марина Воробей

– Не пойду я с тобой ни в какой буфет. Вон все на нас оборачиваются.

Гале всегда было важно, что о ней думают окружающие. Даже если эти окружающие были неразумными первоклашками.

– Нет, ну ты скажи, – продолжала ныть Наумлинская, не слишком-то расстроившись от внезапной перемены планов. – Почему он домашнее задание в дневник не записывает?

– А ты много в дневник записываешь? – начинала уже всерьез злиться Галина. – Я тоже, например, кружочками в учебниках все отмечаю…

Девушки не заметили, как ноги сами привели их к классу, хотя до начала урока оставалось еще целых десять минут.

– Это про кого? Про меня, что ли? Вот, блин, сюрпризик! – Володя стоял возле своей парты.

В руках он держал написанное от руки, печатными буквами на обыкновенном тетрадном листочке стихотворение «Рыцарь-невидимка». Вокруг него собралось человек семь. В основном это были девушки. Ошарашенные же Наумлинская со Снегиревой так и замерли на пороге класса.

Видимо, Надыкто успел дочитать стихотворение до конца, потому что щеки его сплошь были покрыты пунцовыми пятнами.

– Ой, что там? Дай посмотреть? – так и прыгала на месте, пытаясь заглянуть в листок, любопытная Катя Андреева.

Володя одернул руку и, обводя класс растерянным взглядом, спросил, обращаясь непонятно к кому:

– А может, это случайно ко мне попало?

– Ой! – взвизгнула Катя Андреева, получившая от Юрки Ермолаева за свой неугомонный нрав прозвище Каркуша. – Там стихи! Я точно видела!

– Значит, это наша народная поэтесса постаралась! – высокомерно изрекла Луиза Геранмае, заметив стоящих на пороге Снегиреву с Наумлинской. – Ясный пень, она! Кто же еще на такое способен?

После этих слов Снегирева с высоко поднятой головой приблизилась к группе однокласcников и, выбросив вперед руку, потребовала, глядя Надыкто прямо в глаза:

– Дай сюда!

– Зачем? – еще больше краснея, спросил Надыкто.

В этот момент перед Володиными глазами быстро мелькнула чья-то рука, а уже в следующий миг взгляды всех одноклассников были устремлены на Тополян. Она же, крепко зажав в обеих руках листок, пятилась, отходя к доске. Когда спина Светы уперлась в стену, она вздрогнула, подняла голову и сказала:

– Не думала я, что ты окажешься таким дураком!

И хотя девушка в этот момент смотрела куда-то вверх, все поняли, что слова эти были адресованы Надыкто.

– Извини… – начал оправдываться он, – но я правда думал, что это по ошибке ко мне в дневник попало…

– Считай, что это так и есть, – тряхнув русоволосой шевелюрой, парировала Тополян и решительно зашагала к своей парте.

– Так, значит… О боже! – застонал Надыкто и, обхватив голову руками, со всего маху плюхнулся на стул. – Какой же я осел!

– Вот именно, – бросила Тополян, даже не повернув в его сторону головы. – Похоже, Володечка, я в тебе очень сильно ошиблась.

– Но это же не ты написала! – не выдержала Снегирева.

– А кто? – повернула в ее строну голову Тополян. – Может, ты?

– Нет… – почти простонала Снегирева, отворачиваясь к окну.

Все это время Ира Наумлинская продолжала стоять в дверях. Ее то и дело толкали спешащие к началу урока одноклассницы, но она, не замечая этого, почему-то не сходила с места, будто по каким-то причинам не могла его покинуть. На самом же деле девушка находилась в состоянии шока, плохо понимая, что затеяли ее одноклассники. Наконец до Иры начал доходить весь страшный смысл происходящего. Она метнулась было к выходу, но тут же развернулась и медленно пошла на свое место. В следующий миг к ней подсела Снегирева.

– Успокойся… Я тебя прошу, пожалуйста, возьми себя в руки, – в самое ухо Иры зашептала Галя. – Мы обязательно что-нибудь придумаем. Я тебе обещаю!

– Зря я тебя не послушала… – еле шевеля губами, отозвалась Наумлинская. – Нужно было подойти к нему и без всяких стихов поговорить…

– Да теперь-то уж чего, – с досадой выдохнула Галя. – Слушай, – внезапно оживилась она. – А ведь еще не поздно!

– В смысле? – захлопала ресницами Наумлинская.

– Встань прямо сейчас и скажи, что это ты написала, и все дела!

– Я не смогу, – глухо отозвалась Ира, роняя голову на руки.

Больше до конца урока она не произнесла ни звука.

И лишь по дороге, когда Галя провожала Иру домой, между девушками состоялся такой разговор:

– Если ты не можешь, значит, я сама подойду к Надыкто и все расскажу.

– Ты не сделаешь этого, – угрюмо пробубнила Наумлинская. – А если сделаешь, то для меня ты просто перестанешь существовать, – с неожиданной твердостью в голосе добавила она.

– Но так нельзя! Нужно бороться за свое счастье! – размахивала руками Снегирева. На ее щеках выступил румянец.

– Ой, – поморщилась Ира. – Только давай без громких фраз.

– Неужели ты не понимаешь, что Тополян не из тех людей, что останавливаются на полпути? – продолжала возмущаться Снегирева. – Если она, не моргнув глазом, присвоила себе наше стихотворение, то можешь не сомневаться, через неделю Надыкто будет бегать за ней, как теленок! Ты видела, какими глазами он на нее смотрел?!

– Видела.

– Но это же несправедливо! – выходила из себя Галя. – А главное, что Надыкто ей на фиг не нужен! Ты себе не представляешь, что это за человек! – Снегирева остановилась. – Знаешь, сколько она мне гадостей сделала… Да я просто уверена, что эта дурочка думает, что я влюбилась в Надыкто! Иначе бы она не стала присваивать себе авторство. Решила дорогу мне перебежать! Вот дуреха! – невесело усмехнулась Снегирева. – Не удивлюсь, если она позвонит Игорю…

– Короче, Галь, я тебе все, что хотела, сказала, – произнесла Наумлинская с таким выражением лица, что у Снегиревой отпала всякая охота продолжать разговор.

Все кончилось тем, что Ира взяла с Гали клятву, что та ни при каких обстоятельствах не станет вмешиваться в ситуацию.

Чувство вины – очень мощная вещь. В некоторых ситуациях оно зачастую перевешивает все другие чувства, играя в судьбах людей самую главную роль. А если человек испытывает острое чувство вины на протяжении длительного времени, то в нем формируется и растет так называемый комплекс вины. И потом этот комплекс начинает руководить всеми поступками человека, подминая под себя его волю, разум и чувства.

Конечно, в нашем случае ни о каком комплексе вины не могло быть и речи. Но все же Володя Надыкто испытывал настолько острое и жгучее чувство вины перед Светой Тополян, что первые три дня после того злополучного происшествия буквально не находил себе места.

Целыми днями слонялся он по улицам города, «забив» на все – на школу, секцию дзюдо, друзей, телевизор, музыку. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если б не телефонный звонок, раздавшийся в четверг около шести часов вечера. Дело в том, что некоторые люди обожают провоцировать в других чувство вины. А уж если им удается это самое чувство вызвать, то они тут же начинают ловко использовать его для своей выгоды. Именно к таким людям и относилась Света Тополян. Увидев, что Надыкто «повелся», да так, что даже в школу перестал ходить, Тополян решила выждать денька три, чтобы «клиент», как говорится, «дозрел».