Париж в кармане - Лариса Соболева

Шестидесятипятилетняя тетка Сима, полненькая и подвижная, третья по счету и последняя, кому Марк доверял, как обычно, приготовила на роту. Странно, наряду с «как обычно» происходят необычные события. Около полугода уже Марк находился в том состоянии, когда каждый прожитый час мог оказаться последним. Это сильно изнуряет.

– Все, все, тетка, я пас, – поднял руки Леха, а он любитель поесть.

– Тогда кисель или взвар? – не унималась Сима.

– Старая, – с легким упреком произнес Ставров, – если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты диверсантка и решила нас уморить едой. Отстань.

Ставров встал из-за стола и поплелся наверх, в свою комнату.

– Не подходи к окну, Марк, – напомнил Леха.

– Спасибо, я забываю… – проговорил Ставров, не оборачиваясь.

И правда, он забывает, что заимел неизвестного врага, который не дремлет, преследует по непонятным причинам, но почему-то не доводит дело до конца.

Очутившись в своей комнате, Марк открыл окно, постоял несколько мгновений и вдруг вспомнил, о чем Леха предупреждал минуту назад. Он тут же отошел от окна, выключил свет и лег на кровать, не раздеваясь. Кому-то может показаться, что он ищет смерти. Нет, у человека, у нормального человека, живет непреодолимая тяга к жизни, у Марка тоже. Он, действительно, забывает, что там, за окном, возможно, притаилась смерть с пистолетом в руке. Просто забывает, а надо помнить.

Не собирался к боингу, ну его к чертовой матери! Так решил Тимур вечером. Но в десять утра любопытство погнало судьбе навстречу. Очутившись в кабинете Ставрова, он не удержался и присвистнул с уважением. Кабинетик большой, ну очень большой. Мебель отпадная. Сзади кто-то кашлянул, Тимур оглянулся. У стены в огромном кресле, обтянутом кожей, утонул боинг с голоском педика, листал журнал и поглядывал исподлобья на Тимура. Скупо поздоровавшись, Ставров предложил Тимуру присесть в кресло напротив у черного стола, сразу предупредив:

– Только не ври, это в твоих интересах. Рассказывай биографию.

Выложил, как на духу, основные вехи. Итак. Бывший танцовщик и фарцовщик, бывший маклер и крупье, бывший дилер знаменитой косметической фирмы, одновременно чистил квартиры постоянных клиентов, последнее время щипач в дорогих клубах и барах. К жителям Кавказа отношения не имеет, так, дедушка армянин затесался, а вообще-то он русский… по паспорту. Все.

– Бьют не по паспорту, а по роже, – и боинг в кресле у стены рассмеялся собственной шутке, у которой борода выросла до Колымы.

– Не очень-то внушает доверие биография, но рискну, – сказал Ставров. – Будешь работать у меня?

Тимур поскучнел. Работа? От которой кони дохнут? Пахать от звонка до звонка? Он, Тимур, личность многоплановая, с авантюрным складом, то есть романтик. А какая романтика в слове «работа»? Но из вежливости поинтересовался:

– Что за работа?

– Секретаря.

– В приемной я видел секретаршу…

– То секретарь-референт, а ты будешь секретарь по личным вопросам. Понял?

Тимур утвердительно кивнул, однако ни фига не понял. Но в Ставрове было нечто удавистое, так и потянуло к нему в пасть. Вдруг пасть открылась и произнесла сумму гонорара… Тимур с готовностью выпалил:

– Рискну.

– Рискую я, – уточнил Ставров. – Учти, в случае…

– Понял, понял, – поднял вверх руки Тимур.

– Мне не нравится, когда меня перебивают, – лениво выговорил Ставров. – Ты с Лехой знаком? Так вот, вздумаешь проделывать штучки-дрючки, он из тебя сделает…

– Знаю, китайца, – снова перебил Тимур и хихикнул.

– Нет, пластырь, – подал голос Леха, – от асфальта не отдерут.

Ставров уткнулся в бумаги, давая понять, что аудиенция закончена. Тимур, взявшись за ручку двери, вдруг спохватился, вернулся и положил перед Ставровым авторучку «Паркер» с золотым пером, перекочевавшую со стола в его карман:

– Извини, я нечаянно. Болезнь у меня такая, клептомания называется.

– Я тебя вылечу, – обнял его по-дружески Леха и повел новоиспеченного секретаря в другой кабинет оформляться на работу.

Тимур, заполняя бланки, больше поглядывал на Леху, который бил ребром ладони о дверной косяк с тупым упорством.

– Таран, – вырвалось у Тимура.

Ну, блин, точно: Леха один к одному бревно, которым только ворота пробивать в неприступной крепости. А еще занимало Тимура, почему Ставров решил взять его к себе, чем он ему приглянулся? Неужто мастерством? Тогда эта фирма специализируется на мошенничестве, а Тимуру вовсе не улыбается перспектива стать сообщником крупной банды. Но гонорар перевесил сомнения, и потом в случае опасности Тимур найдет способ смыться.

Он, конечно, не надеялся, что получит гонорар без проволочек, безумных справок с мест жительства и работы, учебы и леший знает еще откуда. Оказалось, у них тут бюрократия сведена до минимума. Володька расплатился с теми, кому должен, перекусил в бистро и прохаживался у галереи в ожидании Полин. Изредка ощупывал наличку в кармане, не веря собственному счастью: можно жить не тужить и писать, писать…

Далеко вперед не заглядывал, довольствуясь сегодняшним днем. А зачем проектировать будущее? Ведь по расписанию оно не сложится. Дома, в России, расчетливые планы сверстников приводили в уныние, на деле же терпели фиаско. Девчонки планировали захомутать богатого старичка (где столько богатеев найти?) и согласны были выполнить любые фантазии старого урода с торчащими из носа волосами и жирным брюхом, попутно отрываясь с Володькой. Имеющие более скромную внешность впадали в умствование, из кожи вон лезли, показывая эрудицию и фехтуя словесами. А цель одна: заинтересовать парней и наконец отведать греха. Третья категория девчонок – всем давалки, эти быстро слетали с дистанции, конченые. Есть еще четвертая категория – ни то ни се. Может, и встречаются нормальные, да, видимо, ходят они с Володькой по разным дорожкам, не попадаются друг другу на глаза. Он охладел к девчонкам, видел в каждой потенциально расчетливую, глупую обезьянку, с которой можно только пару раз перепихнуться, а на большее она не годится. С ребятами было проще. Но их цинизм, бессмысленная жестокость, проявляемая вдруг ни с того ни с сего, тоже оказались ему чужды.

Володька далеко не ангел, мог пить дня три запоем, потом проснуться сразу с двумя девушками на одной койке (это во времена-то СПИДа!) и ни хрена не помнить; мог нахамить кому угодно и где угодно, отстаивая свое «я», пробовал наркотики, участвовал в дебошах… Нет, на святого не смахивает ни с какого бока. Откушал от всех сладких и горьких пирогов. Но отметелить группой прохожего или зажать в темном углу тетку, наслаждаясь ее страхом, и тому подобные шутки – отказывался делать, претило.

Однажды дошло: стремление походить на окружающих, желание не выделяться из общей массы присуще лишь животным в стаде. Постарался взглянуть на сверстников как посторонний и ужаснулся: на что тратится жизнь! Сплошные поиски острых ощущений, под «косячок» умные рассуждения о планах, которые должен выполнить кто-то другой, и полный раздрызг внутри. Володька посетовал на упущенное время, забаррикадировался книгами, читал запоем, делал наброски углем и карандашом, писал маслом, короче, нырнул в творчество и самообразование. Одновременно познакомился и подружился с людьми от тридцати до сорока пяти лет. От них узнал много нового, начиная с правил общения, и понял выражение «здоровое поколение». Держались они с ним на равных, не подчеркивали возрастное и социальное превосходство, с их помощью понял процессы в обществе, вообще почерпнул многое. Один доцент кафедры философии, принципиально не берущий взяток, часто говорил: