Анук, mon amour… - Виктория Платова

В свободное от института время (его оказывается гораздобольше, чем можно было предположить) я подрабатываю моделью в агентстве солживым названием «АН Stars». Никаких особых звезд на его небосклоне не сияет,так – пушечное мясо для показов модных коллекций, массовка для клипов ибезликие физиономии для рекламы продукции местных производителей.

Я специализируюсь на компьютерной технике, энергетическихнапитках и амплуа неверных любовников: безмозглые поп-дивы в своих безмозглыхпоп-клипах любят пострадать. И эти целлулоидные, наспех зарифмованные страданиявыглядят так же нелепо, как страдания какого-нибудь гамбургера или хот-дога.Впрочем, я так их и называю – хот-доги с сиськами. Время от времени хот-догипроявляют ко мне нешуточный интерес и даже предлагают «сделать этопо-быстрому», но подобные кавалерийские наскоки заканчиваются ничем. Уж я-тознаю, что за спиной каждого хот-дога маячит монументальная фигура бой-фрэнда,которому ничего не стоит состряпать из меня сырковую массу и размазать ее постене.

Девушки у меня нет.

Я и сам отдаю себе отчет, что выглядит это не вполненормально: здоровый двадцатилетний парень не может не иметь таких же здоровыхпотребностей, но… Никто до сих пор не тронул меня по-настоящему. Стоит мнетолько завести знакомство с девушкой – дальше чашки кофе в кофейне или бокалавина в клубе дело не идет. Ничьи глаза не могут сравниться с давно забытыми фиалковымиглазами Анук, в них не хватает чего-то самого главного. Чего – я так и не могуобъяснить. А она…

Она умеет напоминать о себе в самый неподходящий момент,Анук, моя девочка.

И тогда – за чашкой кофе или за бокалом вина – я начинаюдумать о ней. Какая она сейчас? Вернее, какой она могла бы стать… Странно, нояне могу представить рядом с ней никого, ни один мужчина не попадает в полемоего внутреннего зрения. Только запахи. Запахи, которые онапритягивает, – целая свора запахов. Девушки, частенько сидящие напротивменя, тоже обладают запахом: прямолинейным и безыскусным запахом парфюма –дорогого и не очень. И это тоже мешает мне увлечься хоть кем-нибудьпо-настоящему. Все то время, на протяжении которого очередная претендентка очем-то весело щебечет, меня не покидает ощущение фальши происходящего: каплидухов, стягивающие запястья или повисшие на ключицах, как будто призваны скрытьпустоту, обвести вокруг пальца, надуть меня. Но надуть меня, сиамского братца сглазастым шрамом на затылке, невозможно.

Все меняется, когда я встречаю Мари-Кристин.

Marie-Kristine Sauvat, совладелицу модного дома «Sauvat& Moustaki». Далеко не самого раскрученного, но достаточно амбициозного.Наша первая встреча проходит совершенно не замеченной для меня – на неделеpret-a-porter, такие радости у нас тоже случаются. Мари-Кристин (имя ее дома позамыслу организаторов должно украсить происходящее и придать ему необходимыймасштаб) представляет коллекцию «Vareuses», до которой мне нет никакого дела. Язанят в показе совсем другого модельера, совсем в другой день и одержимединственной здравой мыслью: на что бы потрать причитающиеся мне сто пятьдесятбаксов.

Но ста пятьюдесятью баксами дело не заканчивается: на пати,венчающем неделю, нас представляют друг другу. Как раз в тот самый момент,когда я пожираю тарталетку с икрой и запиваю ее полувыдохшимся шампанским.Появлению Мари-Кристин в моей жизни предшествует именно это: бокал шампанскогои тарталетка, которой я едва не подавился. Еще не видя Мари-Кристин, а толькопредчувствуя ее приближение, я понимаю: в ней гораздо больше настоящего, чем вком бы то ни было.

Никакого компрометирующего запаха духов я не улавливаю.

Но токи, исходящие от нее, неожиданно кружат мне голову.Несколько секунд уходит на то, чтобы справиться с головокружением и пропихнутьостатки икры в желудок.

Первый же вопрос, заданный на вполне сносном русском,повергает меня в недоумение.

– Вы не гей?

– Нет. А надо? – я даже не нахожусь, что ответить.

Она вовсе не торопится продолжить беседу, она просторассматривает меня, как рассматривают экзотическое животное прежде, чем снять снего шкуру. Ну что ж, сыграем в вашу игру, madame. Наши взгляды сталкиваются наполпути и имеют разнонаправленные заряды: я банально раздеваю ее, а она… Она одевает.Шерстяная матроска мне бы, безусловно, пошла, равно как и двубортная куртка:денди-минималист, почему нет? А может, что-нибудь в стиле киногероев раннегоМарлона Брандо – кожаная кепка, вылинявшие джинсы и пояс, сдвинутый набок?..

Определить, сколько ей лет, невозможно. Ясно только, что онанамного старше меня: я вполне допускаю, что именно на те самые двадцать лет,которые я уже прожил.

– Хотите работать у меня? – спрашиваетМари-Кристин.

– Хочу, – не раздумывая ни секунды, отвечаю я.

– Отлично. Завтра подписываем контракт.

– А сегодня?

Мари-Кристин смеется: очевидно, моя щенячья наглость еезабавляет.

– Сегодня я свободна. Хотите показать мне город?

– Хочу, – не раздумывая ни секунды, отвечаю я.

– Сначала уйду я, а затем вы…

Я проницательно улыбаюсь: madame хочет поиграть, ну что ж.Но покинуть канареечное пати сразу не удается. Мари-Кристин задерживает кто-тоиз ее знакомых, я же предупредительно отхожу в сторону и с самым независимымвидом подхватываю с подноса еще один бокал: на сей раз не шампанского, абренди. И тотчас же забываю о Мари-Кристин и о приключении, которое еще неначалось. А все из-за неожиданно ударившего мне в нос запаха гибискуса. Ячувствую его так же остро, как и много лет назад, у бойни. Запах исходит отгруппы девочек-моделей, непринужденно позирующих заджинсованномупрощелыге-фотографу. Через неделю все эти безупречные, как банковские купюры,личики появятся в какой-нибудь глянцевой мути – плотно зажатые между рубриками«Стиль жизни» и «10 мнений о женском оргазме». Но меня интересует только запахиз детства – именно на него я и иду. И стоит мне подойти поближе, как онприобретает четко очерченные границы. И они самым непостижимым образомсовпадают с границами тонкого силуэта девушки – в коктейльном платье с набивнымрисунком из роз. Я знаю эту девушку, с ней мы отработали несколько показов. Еезовут… ее зовут то ли Лия, то ли Лила, она этническая брюнетка, ей идут свитерас высоким воротом из толстой шерсти, а в шифоне она и вовсе неподражаема.

Лила отделяется от группы в тот самый момент, когда запахгибискуса перехватывает мне дыхание. Перецеловав всех подружек и пославвоздушный поцелуй фотографу, Лила направляется к выходу. Я, как сомнамбула,следую за ней и, спустя пару минут, оказываюсь на улице. С глупым бокаломбренди в руках. И с еще более глупым выражением лица. Мне остается лишьнаблюдать, как Лила и тянущийся за ней шлейф из гибискуса садятся в двухместныйкрасавчик-«Порше» с тонированными стеклами. Издав короткий рык, «Порше»исчезает в смуглых сумерках.