Другая жизнь - Илья Павлов

– Барон уехал, но очень внимательно посмотрел на наши укрепления.

– Пень с ним. Чего ржали?

– Да твой Старшой… – Сержант усмехнулся, подсел к столу и протянул ко мне, вернее – к кувшину, свою кружку.

Я плеснул ему.

– Ты стал седеть, Сержант.

– Да вроде пора… – Выпил, крякнул и снова повернулся к Старшине: – У твоего Старшого наши дуболомы спрашивают: чего, мол, ром не пьешь, а тот отвечает: «Он невкусный».

Я засмеялся.

– Как он вообще сегодня? – Старшина тоже усмехнулся, дожевывая последний корешок.

– Трясется, отходняк его колотит. Первая драка – и сразу такое…

– Да, он нам фору подарил. Не подстрели он Кабана, сейчас бы барон договаривался с горожанами, а не с нами.

За стеной снова грохнул хохот.

– Ничего, отойдет. Завтра пусть ходит со мной. Навестим горожан, заберем долги, купим подводы.

– Надо решить, где будем продавать лишний скарб. Здесь, с этой заварухой, хорошей цены никто не даст, – вставил я.

– Не бойся, к твоим горам не пойдем. Пойдем на север. Торговля снова налаживается. А караваны грабят по всему пути. Без работы не останемся. Охрана нужна будет всем.

– Это ж сколько топать! – Я только сейчас понял, что Старшина все решил уже давно, и отказ влезать в спор барона и горожан – лишь повод, чтобы уйти из этой провинции.

– А мы не спеша… – Старшина выплюнул твердый корень. – Пойдем, кольчужку Кабанью посмотрим.

– Хороша кольчужка, мне бы такую. – Сержант допил свою порцию.

– А ты у моего попроси. Он вроде не жадный…

9 коротка 315 года. Вечер. Висек. Старшой

Сержант привел нас в отряд. Всех новичков распределил между ветеранами. Лисе сказал, что сам за ней будет присматривать, чтобы к ней никто с глупостями не лез. А на меня только махнул рукой. Жди, мол.

Через какое-то время позвал к командирам. Старшина, весьма старый уже мужичок, с пронзительными глазами под лохматыми седыми бровями, в выцветшей куртке Морского полка, очень теплой и с вшитыми железными пластинами вместо брони. Его заместитель, по прозвищу Второй, очень нервный по виду, худой и жилистый, в полной красивой броне, осмотрел меня очень неприязненно. Старшина долго расспрашивал меня про Корронну, просек, что я был там студентом. Остальные года его не заинтересовали. Дожил – и славно. Достал какую-ту старую потертую карту, расстелил на столе и стал пытать по обозначениям. Карта была рукописная, сухопутная, но с морскими знаками. Сначала я думал, что меня просто проверяют, но, судя по тому, как они со Вторым стали спорить и махать руками, понял, что это давний спор и я просто доказываю чью-то правоту. Старшина впал в ступор, когда я сказал, что это не линии высоты, а обозначения зеленки – растительности на перелазах. Где лес, где кустарник, где уже один мох наверху. Второй вообще не въехал в тему, мотал головой и недоверчиво хмыкал. Я сказал, что такие карты тоже бывают. По-видимому, эту карту срисовали именно с такой, не понимая обозначений, а потом уже сверху нанесли свои знаки. Второй, не поверив, говорил, что каждый год по-новому растет. Пришлось объяснить, что в горах каждая растительность не выше своей высоты выживает, и по границе можно четко понять, где находишься.

Старшина с довольным видом разлил по кружкам. Оказалось – что-то вроде егерского чая. Старый герцог любил такой. Из более качественных ингредиентов, конечно. Чай, масло, соль, сахар, чуть рому. Выпил с удовольствием. Второй смотрел, открыв рот. Старшина ржал.

В итоге приняли. Старшина взял к себе в догляд. Второй только рукой махнул. Сказали, чтоб осматривался и на рожон не лез.

На третий день вышли почти всем отрядом патрулем по дороге. Оказывается, ловили того самого Кабана, который выпотрошил обоз, где шли мы с Лисой…

После драки стали снимать с Кабана кирасу. Когда стянули шлем, оказалось, что мой арбалетный болт расколотил ему всю голову вдрызг… Только у канавы я и отдышался – так рвало. Ветераны одобряюще хлопали по плечу, мол, первый раз всегда так. Пройдет.

Вечером в таверне наступил отходняк. Трясло не по-детски. Бойцы выставили мне кувшин: за те стрелы, которые, благодаря моему воплю, прилетели в щиты, а не по ним. В горло не лезло. Чтоб не обижать отказом, рассказал пару баек. Ржали, как кони. Из командирской комнаты даже вылез Сержант: посмотреть, что у нас стряслось. Скоро выползли и Старшина со Вторым. Все мерили Кабанью кирасу. Хорошо сидела только на Сержанте, росту и мышц у него было под стать ей. Ему и отдал. За так. Он пытался всучить деньги, но я отказался.

Второй присматривался на огромное черное перо, которое я прикрепил на свой шлем, но я сделал вид, что не понял намек. Сам поношу. Ради смеха.

Стена отчуждения между стариками и нами, молодежью, рассосалась. Через два дня вышли в дорогу уже единым отрядом. Сержант в черной кирасе был хорош.

11 коротка 315 года. Вечер. Висек. Старшина

Люблю нежадных людей. Сам такой. В могилу, кроме штанов, пары сапог и одного меча, ничего не утащишь. И то если друзья будут хоронить. А иначе и сапоги, и меч стащат. В деревне никогда ничего не выбрасывали: вдруг хоть через двадцать лет, но пригодится.

Помню, был у нас один. Из благородных. Вещи все свои стирал, при каждом удобном случае. Привычка, говорит; если грязное надеваю – чешусь весь, мол. Ну мы смеялись, конечно. Послали нашу десятку в разведку в один восставший графский городок. А ребята там серьезные оказались. Всех чужаков с пристрастием допытывали, кто и откуда. А нас и допрашивать не надо. Вышел начальник, старый хитрован с рожей жителя южных губерний, и просто понюхал. А мы за неделю похода так у костров прокоптились, что ничего и не скажешь. Не углежогом же называться… Сказали, что бродяги. Ну разбойники, короче. Нас в кутузку. А этого понюхали – мылом пахнет. Я, говорит, художник, работу ищу. А где твои, художник, краски? – спрашивают. А я только углем рисую, – отвечает. Ну начальник ему из камина уголек выкатил. Рисуй тут, на стене. Вот, думаю, и тебе стирка не помогла. А наш потер уголек об пол, наточил как-то. Раз – и на стене улица с домами и фонарем, женщина в длинном платье с зонтиком и кошка на подоконнике. И быстро так… Все рты и пооткрывали.

Нас под замок, его к графу, портрет графини писать. Вот так.

Что потом? Портрет написал, очень красивый. Успел и донесения нашему командиру послать, и графиню охмурить. Как заваруха началась, нас из тюрьмы выпустил, охрана в это время на стенах была. Ну мы и порезвились внутри. Спрашиваем, где рисовать так наловчился? Все детство, говорит, родители заставляли талант развивать, а дети другие смеялись, вот он и не любил это дело. Герцога нашего только нарисовал. Тоже углем, и не грозного, а хохочущего во все горло. Командир хотел порвать, но кто-то сказал, что герцог будет доволен, и забрал картину. И правда – герцог денег прислал. Много, и приглашение нашему художнику. Да, его в ту же неделю кондрекоры подстрелили. Мы эти деньги на поминках и прогуляли.