Жизнь мага. Алистер Кроули - Мартин Бут

Он не только освободился: значительным изменениям подвергся его характер. До смерти отца что-то сдерживало Кроули. Он уважал отца, восхищался им и не хотел ему противостоять, но, коль скоро отец был мёртв, Кроули почувствовал свободу делать то, что пожелает, отправившись в собственное жизненное путешествие, не обремененный отцовским багажом.

Вновь обретённая независимость первым делом проявила себя в школе Чемпни, где он стал вести себя наперекор всему. Он начал сомневаться в истинности Библии и ценить лицемерие, демонстрируемое Чемпни и его религией, в которой он уже различал не просто религию, а такую религию, где ложь и хитрость допускались, если только они были необходимы для того, чтобы поставить на колени грешника, истинного или подозреваемого.

В автобиографическом пассаже под названием «Отрочество в аду», являющемся частью книги «Мировая трагедия», частным образом напечатанной в Париже в 1910 году, Кроули даёт характеристику периоду своего пребывания в школе Чемпни. С тех пор как он начал ставить под сомнение окружающий его мир, школа виделась ему следующим образом:

Я бы сказал, что с точки зрения постороннего наблюдателя это была неплохая школа. С моральной же и физической точек зрения это было гнездо разложения и упадка… Нам разрешали играть в крикет, но запрещали вести счёт, потому что это могло вызвать в нас порок «соперничества»… Лицемерие и доносительство считались единственными добродетелями, а доносчику всегда и всецело верили, даже если его информация была неправдоподобной или даже невероятной, абсолютно не принимая в расчёт доводы других независимых свидетелей. Например, мальчик по имени Глэскот из какой-то абсурдной злой прихоти сказал мистеру Чемпни, что, навестив меня во время каникул в доме моей матери (мне было 12 лет) — до этого места всё было правдой, — он нашёл меня валяющимся пьяным под лестницей. Никто не спросил об этом мою мать, ничего не было сказано мне. Меня, как это называлось, отправили в «Ковентри», а это означало, что ни учителя, ни мальчики не имели права говорить со мной, а я — с ними. Меня посадили на хлеб и воду; когда все играли, я занимался в классной комнате; во время занятий я в одиночестве бродил по игровой площадке. Ожидалось, что я сознаюсь в своём преступлении, при этом мало того, что я был не виноват, меня в нём даже не обвинили. Это наказание… длилось в течение полутора семестров.

Нужно добавить, что ябеды и доносчики считались «орудиями Господа Иисуса», и мальчики шпионили за своими товарищами, чтобы заслужить одобрение Чемпни и других учителей. Побои были обычным явлением. «Я помню, — писал Кроули, — как однажды меня пороли по ногам, потому что удары по ягодицам могут пробудить в несчастной жертве сладострастие! — 15 минут молитвы, 15 ударов палкой, ещё 15 минут молитвы, ещё 15 ударов — и опять молитва, чтобы достойно всё это завершить».

Годы 1886-й и 1887-й стали несчастливой полосой в жизни Кроули. Он потерял своего отца, закончилось счастливое отрочество дома, в Редхилле, он утратил веру в то, во что до сей поры верил. Он был неприкаян, некому было направить его теперь, когда он лишился своего наставника.

Отношения Кроули с матерью, в которых всегда присутствовало раздражение, стали ещё хуже, обострённые тем, что после смерти Эдварда Кроули она почувствовала отчуждение от своей семьи, никогда не разделявшей его фанатичную набожность. Даже члены Плимутского братства, которые видели в её муже духовный оплот, больше её не навещали.

Чувствовавшая себя брошенной, напуганная женщина с сыном, настроенным в высшей степени бунтарски и антагонистически, переехала в Лондон, поближе к своей собственной семье и единственному мужчине, на которого она могла опереться и который мог её поддержать. Это был её брат Том Бонд Бишоп.

Логично будет предположить, что Эмили Кроули рассчитывала на что-то большее, чем моральную поддержку. В нём она надеялась найти хоть какую-то замену отца для своего неуправляемого сына. Рассчитывая на это, трудно было ошибиться сильнее.

Бишоп жил в зажиточном пригороде Южного Кенсингтона, там, где теперь находится Дрейтон Гарденс. Остаётся неясным, постоянно ли Эмили и её сын жили в его доме, но, вероятно, нет: после смерти мужа ею овладело беспокойство, и она не жила подолгу на одном месте. Во время школьных каникул Кроули жил у Бишопа или путешествовал с матерью по стране, останавливаясь в отелях и пансионатах. Лишь позднее, когда Бишоп переехал в Стритхем, Эмили осела, сначала поселившись в доме под названием Оуквью на Полворт-роуд, а затем в 1896 году переехав во второй дом, Койр-на-Крейч, неподалёку от Ралфорд-роуд.

Не являясь членом Плимутского братства, Бишоп был близок их религиозным взглядам. Чиновник, служащий в Управлении таможенных пошлин и акцизных сборов Её Величества, он был англиканцем, хорошо известным в Лондоне как филантроп, основатель Детского объединения по изучению Библии и христианской религии и Детской миссионерской организации. Кроули постоянно испытывал к нему чувство неприязни, возможно смягчаемое тем фактом, что Бишоп был оченьумным фанатиком, который, как считал Кроули, «слепо повиновался диким импульсам, считая их указаниями Всевышнего». Вот как он описывает две основанные Бишопом детские христианские организации: «первая из них указывала детям, какие отрывки из Библии им следует читать ежедневно, а вторая, не давая детям спокойно играть на морском берегу, заставляла их слушать бред набожных студентов или наёмных проповедников». Бишоп к тому же был человеком, для которого борьба с безнравственностью и грехом был а делом всей жизни. Конечно, на борьбу с грехом он тратил больше сил, чем на борьбу с контрабандой, поэтому так никогда и не достиг сколько-нибудь значительного продвижения по службе, направив всё своё честолюбие на спасение своей души и душ других людей. В итоге это был добросовестный, незначительный чиновник, всегда готовый влезть в религиозный спор. Как бы то ни было, несмотря на позднейшие обвинения со стороны Кроули, представляется, что Бишоп был чем-то большим, чем типичным зажатым викторианским догматиком.

Появление в жизни Кроули дядюшки Тома Бишопа стало для мальчика шоком. Он потерял своего благочестивого и богобоязненного отца, на смену которому пришёл жестокий фанатик. Можно сказать, выражаясь современным языком, что Кроули подвергался насилию со стороны Бишопа, по крайней мере психологическому и эмоциональному. Ограниченность и нетерпимость этого человека, проявлявшиеся во всём, при том что жизнь его полностью определялась его собственным толкованием христианства, выражались в крайнем деспотизме, особенно по отношению к своему мятежному племяннику. Обладая каким-то чувством юмора, Бишоп обычно не был склонен выражать радость: смех не вязался у него с благочестием.

С Бишопом жили также тётушка Ада, сестра Эмили Кроули, бабушка Бишоп и разные другие родственники. Тётушка нравилась Кроули, несмотря на то что она целиком и полностью была под каблуком у Бишопа, разделяя его религиозные взгляды, что позволяло ей вести спокойную жизнь в должности секретарши Детского объединения по изучению Библии и христианской религии. У этой доброй женщины было слабое здоровье, и она умерла в молодости. Бабушка Бишоп, вторая жена деда Кроули по материнской линии, была пожилой, утончённой дамой, не разделявшей религиозность сына. Она была страстным карточным игроком, но сын считал карты дьявольскими картинками и не терпел их присутствие в доме. Ада замаскировала колоду карт, нарисовав вместо мастей цветы, чтобы она и бабушка могли играть. Ещё с ними жила Анна, дочь дедушки от первого брака, и её брат Джон. Анна была на редкость непривлекательной женщиной, которую ещё можно было отнести к среднему возрасту и которая каждую ночь брала в постель бутылку крепкого портера, называя её «мой малыш». Джон, который когда-то эмигрировал в Австралию, нажил себе там состояние, а затем потерял его из-за слабого здоровья, теперь вынужден был жить за чужой счёт, пользуясь милостью своего сводного брата. Джону запрещалось курить трубку в присутствии Бишопа и полагалось мириться с его непрекращающимися проповедями. Кроули любил Джона и сочувствовал ему, поскольку тот тоже страдал от религиозных притеснений. Когда Кроули было пятнадцать, Джон поделился с ним своими опасениями о том, что он не живёт в мире со Христом. Кроули ответил, что Христос — это миф, греха не существует и что Джону повезло, потому что он так дол го прожил вдали от Бишопа. Джон, чьё здоровье уже было слабым, перенёс нервный срыв и умер несколько лет спустя. Впоследствии Кроули обвинял мать и её брата в убийстве.