Куда он денется с подводной лодки - Наталья Труш

– Важно, чтобы он был тут. – Батюшка Михаил приложил руку к своей груди.

Потом у Эдварда Валевского появилась возможность перенести могилку в Петербург, но он стал с годами набожным и всегда вспоминал батюшкин жест – ладошку на груди. Оленька была с ним, в его сердце. Поэтому тревожить прах любимой он не стал. Просто каждый год выбирался в эту карельскую глушь с тем, чтобы поправить оградку, посидеть в тиши на деревянной лавочке у ухоженной могилки на старом деревенском кладбище. Удивительно, но в каждый его приезд все эти годы здесь была чудная сухая погода. А ему вспоминалось жуткое сентябрьское ненастье, разбитая грузовиками дорога, безногий дядя Саша, с которым везли они Оленьку в районную больницу, и она, любимая Оленька, то дрожащая от озноба, то задыхающаяся от жара.

Он так и не простил себя. И другую женщину не искал. Родственники и друзья пытались знакомить Эдварда с невестами, но он слышать ни о чем не хотел. У него на руках было двое детей, и он представить себе не мог, что в доме появится чужая женщина, которая будет воспитывать Ингмара и Ингу.

Родственники отступились, решили, что Эд – мужик умный, сам разберется. И так получалось, что ни к одной женщине, встретившейся на его пути, его совсем не тянуло. Сначала он на них вообще не смотрел, занимался воспитанием маленькой дочки, а потом наступило время больших перемен, на Эдварда свалился бизнес финского дяди, он с головой ушел в работу. И сына привлек.

Ингмар, рано оставшийся без матери, был сильно привязан к отцу. А сестренку любил больше жизни. Это он попросил отца не приводить им другую «маму». И Эдвард дал ему слово. Но наверное, не это было главным в его одиночестве. У него была любовь – Оля. А все остальное любовью не было. И как ни пытались захомутать его одинокие дамы, ни у одной это не получилось.

Потом, когда Инга стала взрослой и у Ингмара давно была семья, они сами говорили отцу, чтобы он подыскал себе половинку. Но он смеялся и говорил:

– Моя половинка давно в лучшем мире, меня ждет…

Казалось, он был счастлив тем, что так сложилась жизнь. Однажды в откровенном разговоре сказал Инге, что он не раз и не два пробовал устроить свою жизнь, но отношения с женщинами не складывались. И не потому, что они такие все плохие. Как раз наоборот: ему встречались в жизни замечательные женщины. Но он их не любил. А жить вместе только потому, что так хотелось им, он не мог.

– Дочка, ты не переживай! У меня есть вы. Все остальное я как-нибудь решу…

Видимо, он «как-нибудь» и решал проблемы своего одиночества, но другую жену в дом не привел.

И еще одно огорчало стареющего Эдварда: у Инги не было дня рождения. Он стал днем смерти ее матери, и поэтому отмечать его в семье было не принято.

…Папа по странному стечению обстоятельств тоже ушел в этот день. Когда Инга пришла к нему утром и сказала, что уже побывала в храме и поставила свечку за упокой мамы, отец, посмотрев на нее каким-то особым, просветленным взглядом, вдруг уронил:

– Две скоро будешь ставить…

Он отправил ее, объяснил, что хочет отдохнуть. И когда Инга пришла к нему через пару часов, отец уже был без сознания. А уходя, вдруг вздохнул, улыбнулся и произнес чуть слышно:

– Оленька…

* * *

– Как ты там устроилась? Рассказывай! – кинулась с расспросами Тося, едва они присели за столик в крошечном уличном кафе почти под окнами квартиры Кузнецовых. Как Тося ни уговаривала, заходить к ней Инга отказалась. Очень боялась, что придется тете Соне докладывать о своих не совсем веселых делах.

– Нормально все. Думаешь, работаю? Шиш с маслом! Отдыхаю! – Инга посмотрела на подругу. – Ты знаешь, я ведь никогда вот так не отдыхала. Все какие-то SPA-курорты были, ванны с массажами. А тут – дача деревенская, быт не очень устроенный, а мне нравится! Самое тяжкое – одиночество. Сначала, конечно, поплакала в подушку. А потом втянулась. Вот клумбы вам вокруг дачи делаю. Сама! Представляешь?!

Тося не представляла. У Инги благоустройством территории вокруг ее отцовского дома занимались специальные садовники. После них оставалось только поливать. И вдруг – Инга в этой роли! Трудно представить.

– Да ничего сложного, как оказалось. – Инга улыбнулась, вспоминая, как вместе с кустиком «разбитого сердца» соседка подарила ей… коровью лепешку для удобрения. Инга несла лепешку в мешочке, а он порвался. Ей пришлось собирать драгоценное удобрение руками.

– Крестьянка! – со смехом констатировала Тон я.

– Ну да, можно и так сказать. Вот Митеньку везу, теперь мне с ним хорошо будет…

– Ну а дома что? – осторожно спросила подруга.

– Дома тихо и чисто, – ответила Инга. – Я не скрывала, что была. Как скроешь? Митю же забрала! Написала записку Кате, чтоб она не переживала.

– А Стасу?

– А что Стасу? Стасу я ничего не написала. – Инга помолчала. – Тось, время показало, что я не смогу смириться. Наверное, как говорит твоя мама, мы и правда тупые кое в чем, раз мужики от нас убежали: от тебя – к соплюхе, у меня – еще хуже. Но другими-то мы не станем. Наверное, надо признать, что брак наш себя изжил. И у меня главное на повестке дня – как все это сыну и брату сказать…

* * *

Он ворвался в ее жизнь двадцать лет назад. Инга готовилась поступать в университет – подала документы на исторический, думала только о предстоящих экзаменах. Она не выпускала из рук учебников и любой удобный случай использовала с толком: прочитывала пару-тройку страничек из книжки. Они только-только вернулись в Ленинград из Карелии, обживали заново свою старую квартиру, в которой все эти годы жили посторонние люди. После временных квартиросъемщиков отец затеял в доме серьезный ремонт, а поскольку больших денег не было, многое делал сам, не очень умело и медленно.

Инга убегала из дома, чтобы не дышать краской. Она не только повторяла школьную программу, но и заново знакомилась с городом, в котором до этого была лишь наездами. Здесь родились и выросли ее родители. Отсюда они уехали работать на Север, где родилась она. Где-то в этом городе жил огненно-рыжий мальчик – ее первая любовь, разлуку с ним девушка переживала очень тяжело.

Странно все получилось. Они проводили вместе каждое лето: мальчик приезжал в их поселок к бабушке. Сначала вместе качались на качелях и играли в прятки за сараями. Потом он учил ее кататься на велосипеде и мазал ей йодом разбитые коленки. Потом учил плавать. А когда она заканчивала восьмой класс, он почему-то стал стесняться ходить с ней на пляж. И краснел, когда встречал ее на улице.

Это было переломное лето в их отношениях. Инга тоже вдруг стала прятаться от него и подолгу рассматривать себя в зеркале.

Они почти не виделись тем летом, старательно избегали друг друга. И однажды столкнулись нос к носу на танцплощадке у поселкового клуба. Мальчик покраснел, а когда из динамика зазвучали первые аккорды популярного в то лето танго и к Инге – именно к ней, он всей кожей почувствовал это! – направился его дружок, мальчик отклеился от стенки, сорвался с места, опередил друга и пригласил Ингу на медленный танец.