Ах, Париж! - Барбара Картленд

— Клянусь богом, ты прав! — согласился Бертрам. — Мне кажется, Лили питала слабость к моему старику. Как бы то ни было, Лили часто рассказывала ему о себе: что она родилась в приличной английской семье и что она никогда бы не вышла за Рейнбарда, если бы не бедность. И, конечно же, перспектива жизни в Париже выглядела очень заманчиво.

— Все ее усилия окупились сторицей, — цинично заметил лорд Харткорт.

— Только после смерти Рейнбарда, — сказал Бертрам. — Он очень много пил и однажды, в холодную зиму, подхватил воспаление легких. Враги Лили, естественно, все время повторяли, что она была слишком занята развлечением герцога, чтобы послать за доктором. В чем бы ни заключалась причина, он умер — и можно было поставить сто к одному, что герцог на ней никогда не женится.

— А он взял да и женился, — произнес лорд Харткорт, откинувшись на спинку кресла.

Все время, что он слушал рассказ своего кузена, глаза его светились недобрым огнем, рот кривила циничная усмешка, как будто он не собирался верить всей этой истории, несмотря на то что уделял ей некоторое внимание.

— О, Лили позаботилась о том, чтобы он женился на ней по всем правилам, — продолжал Бертрам. — В то время появился один из русских великих князей — я забыл, который из них, — но точно так же, как живущие сейчас здесь Борис и вот этот второй, он сорил деньгами, подманивая к себе всех самых красивых женщин, устраивая приемы и раздавая подарки, по пышности которых с ним никто не мог сравниться. Мой отец всегда говорил, что Лили дала герцогу ровно двадцать четыре часа на размышление.

— По поводу того, собирается ли он жениться на ней? — уточнил лорд Харткорт.

— Вот именно! — подтвердил Бертрам. — Или обручальное кольцо, или русские рубли. Великий князь предложил ей замок на окраине Парижа. У нее уже была подаренная им нитка жемчуга, которую она имела дерзость надеть к своему подвенечному платью.

— Так вот как Лили стала герцогиней, — проговорил лорд Харткорт. Он встал и подошел к двери. — Очень поучительный пример для всех молодых женщин, которые стремятся преуспеть в жизни. Пошли, Берти, я проголодался.

— Черт тебя подери, не будь неблагодарным! — воскликнул Бертрам Каннингэм, вставая со стола. — Я тут распинаюсь перед тобой, рассказывая самую интересную историю, когда-либо происходившую в Париже, а у тебя все мысли заняты своим желудком!

— На самом деле я забочусь о своей голове, — возразил лорд Харткорт. — Шампанское, которое я вчера выпил, было действительно отменного качества, но его оказалось слишком много.

— По всей видимости, вечеринка удалась на славу, — тоскливо заметил Бертрам Каннингэм. — Только никак не могу понять, почему ты так рано уехал.

— Я тебе все расскажу, — говорил лорд Харткорт, спускаясь вместе с Бертрамом по широкой мраморной лестнице в холл посольства. — Начиналось разнузданное веселье. Таранс поливала девчонок содовой из сифона, а визгливые крики Мадлен — или как там ее зовут? — стали действовать мне на нервы.

— Великий князь Борис, кажется, заинтересовался ею.

— Насколько мне известно, он может получить ее в любой момент!

— Ну, во всяком случае, никто из них не сравнится с Генриеттой, — весело заметил Бертрам. — Хочу отдать тебе должное, Вейн: твой вкус в лошадях и в женщинах безупречен.

— Именно так я всегда и считал, — заявил лорд Харткорт, — но я все равно благодарен тебе за то, что ты согласился со мной.

— Дьявол! Я всегда соглашаюсь с тобой, разве не так? — спросил Бертрам. — В этом вся беда. Если бы я увидел Генриетту раньше тебя, я бы наверняка предложил бы ей свое покровительство.

Лорд Харткорт улыбнулся:

— Бедный Берти, я обставил тебя у самого финиша, да? Я утешу тебя тем, что скажу: ты недостаточно богат — недостаточно богат для Генриетты.

— Я и с этим готов согласиться, — смирился Бертрам. — Но должен тебе сказать: если в скором времени я не найду себе девчушку, я на весь Париж прослыву эксцентричным. Все щеголи, подобные тебе, уже обзавелись постоянными связями. Мне просто не везет. Ты помнишь того проклятого немецкого принца, который увел у меня Лулу? Я же не могу соперничать с виллой в Монте-Карло и с яхтой. А она почти разорила меня тем, что потребовала машину. Чертова машина! Она постоянно ломалась. Все машины такие. Лучше иметь хорошую лошадь.

Они прошли в дверь посольства и вышли во двор.

— А, вспомнил, — продолжал Бертрам, — я думал о покупке новой скаковой лошади. Хотелось бы узнать твое мнение. Она из конюшен Лабризе.

— Можешь больше ничего не говорить, — ответил лорд Харткорт. — Мой ответ — нет! Лабризе — один из самых крупных обманщиков на французских ипподромах. Я бы не притронулся к тому, что он предлагает, даже если бы это был осел.

Бертрам изменился в лице.

— Черт тебя побери, Вейн, ты кому угодно можешь испортить настроение, — проворчал он.

— В том, что касается тебя, — сказал лорд Харткорт, — ты можешь выбросить деньги более легким и приятным способом — на женщин.

— Может, ты и прав. — Лицо Бертрама прояснилось. — Давай поедем и посмотрим на эту монашку, Вейн. Возможно, она подойдет мне, кто знает?

Лорд Харткорт не ответил, и его приятелю показалось, что этот вопрос совершенно его не интересует.

@STARS1 = * * *

Все утро Гардения с некоторым волнением ожидала встречи со своей тетушкой. Гардения проснулась поздно — гораздо позже, чем собиралась, — и увидела, что яркое солнце уже пробивается через тяжелые портьеры на окнах. Девушка выбралась из кровати, резко раздвинула их, и ее взору открылось огромное серое поле парижских крыш, которое, казалось, простиралось в бесконечность. В ясном небе летали голуби, в воздухе витало нечто такое, что заставило Гардению распахнуть окно и высунуться, с восторгом вдыхая благоухание и свежесть парижской весны.

Сомнения, тревога и страхи, мучившие ее всю ночь, улетучились. Было утро, светило солнце, и она уже начинала влюбляться в Париж! Она оглядела комнату, не зная, чем бы заняться. Может, позвонить, чтобы принесли завтрак? Или самой поискать что-нибудь поесть? Пока она раздумывала, раздался осторожный стук в дверь. Гардения быстро запахнула старенький халат и только потом повернула ключ, чтобы посмотреть, кто стучит.

— Ваш завтрак, мадемуазель, — проговорил по-французски юный голос, когда Гардения выглянула.

Она шире открыла дверь, чтобы пропустить дерзкого вида горничную-француженку в белом чепчике, в темных глазах которой так и прыгали чертики. Она поставила поднос на столик у кровати.

— Экономка сказала, что я должна распаковать ваши веши, мадемуазель, — объявила она. — Она также сказала, что вы сегодня переедете в другую комнату, поэтому на самом деле не стоит и начинать, не правда ли?

— Нет, не надо, — ответила Гардения на медленном, очень правильном французском. Ей было немножко сложно следить за быстрой речью горничной. Одно дело говорить на великолепном французском в Англии, и совсем другое — слушать местное наречие из уст девушки, которая трещит в два раза быстрее, чем те, с кем Гардении приходилось общаться. — Нет, — повторила она через некоторое время. — Вы правы. Я оденусь, а потом, думаю, можно перенести мой чемодан в другую комнату, и я буду вам очень благодарна, если вы там и займетесь моими вещами.